Третье откровение - Ральф Макинерни

— Кто вы такой? — В ее голосе прозвучал смешок.

— Я разговариваю только за чашкой кофе.

Женщина смерила его взглядом, затем посмотрела на часы.

— А я только что выпила кофе. Но заканчиваю в четыре.

В десять минут пятого она вышла из ворот, кивнув козырнувшему часовому, и направилась прямиком к Трэгеру.

— Куда?

— Вы местная, вам лучше знать.

Они устроились за столиком в летнем кафе, Донна Куандо заказала «Чинзано», а Трэгер попросил виски с содовой, но, поймав недоуменный взгляд официанта, также взял «Чинзано».

— Я пробовала виски всего один раз, — заметила Донна Куандо. — На вкус оно как йод.

— Никогда не пробовал йод.

Принесли вермут, и Трэгер отпил маленький глоток.

— А это похоже на ополаскиватель для рта.

— Пусть так, — согласилась Донна. — Кто вы такой и что вам нужно?

— Меня зовут Винсент Трэгер.

— Это я уже знаю.

— Я вам не представлялся.

— Вас представил Карлос.

— Родригес?

Она кивнула. Есть вопросы, которые просто нельзя задавать, и Трэгер не собирался спрашивать, работает ли она вместе с Родригесом. И, судя по всему, не нужно было объяснять Донне, что он делает в Риме.

— Расскажите про Джона Берка.

— Рассказывать нечего. Берк очаровательный молодой священник, прикрепленный к папским академиям. Полагаю, он проведет здесь еще несколько лет, после чего его отправят домой епископом.

— То же самое с Бренданом Кроу?

— Понимаете, Кроу старше. Старше Джона Берка. Скорее всего, его карьера продолжится здесь. Конечно, вам известно, что произошло с кардиналом Магуайром.

— Вы думаете, Кроу займет его место?

— Такое возможно. Он замещает Магуайра до назначения нового префекта. Конечно, это не значит, что Кроу сделают кардиналом, по крайней мере, не сразу. Леонард Бойл так и не стал даже епископом.

Леонард Бойл, ирландский монах-доминиканец, занимавший должность префекта Ватиканской библиотеки до Магуайра, умер, так и не получив сан епископа, и был похоронен в склепе церкви Сан-Клементе.

— Вы знаете предыдущих префектов? — спросил Трэгер.

— Только тех, кто умер.

— На эту должность назначают только ирландцев?

— О нет. Предшественник Бойла был немец.

На взгляд Донны, Родригес слишком поспешно связал Брендана Кроу с братством Пия IX.

— Знаете, это весьма странное сборище. Были люди, считавшие Павла Шестого двойником. Якобы настоящего Папу убрали, его место занял другой человек. И все из-за ушей.

— Вы шутите.

— Якобы у Павла Шестого мочки были длиннее, чем у того, кто сел вместо него на престол. — Донна рассмеялась. — Андре Жид.[40]

Трэгер молчал.

— «Подземелья Ватикана». Ужасная книга. Ужасный автор.

— Ватиканская библиотека — не самое подходящее место для человека со странностями.

— Кроу — послушный винтик бюрократии.

— Чтобы втереться в доверие, нужно поддерживать благочестивый образ.

Рассказал ли ей Родригес о пропавшей тайне Фатимы? Об этом разговор так и не зашел.

— Человек, у которого работает сестра Берка, попросил список картин, изображающих Богородицу. Кроу составил его. Насколько я понимаю, этим и объясняется поездка в Америку.

Трэгер пытался свести воедино мотивы ватиканских убийств. Один предполагал странную настойчивость Чековского, другой — исчезновение документов. Третья тайна Фатимы и доклад о покушении на Иоанна Павла II связаны, потому что в пророчестве именно оно и предсказывалось. Но все же Трэгер не мог определить, сколько направлений в расследовании на самом деле. Два? И если так, каким надлежит заниматься ему? Вчерашняя встреча с Анатолием оставила этот вопрос висящим в воздухе.

Поэтому Трэгер сидел с Донной Куандо, потягивая «Чинзано», и размышлял о Брендане, улетевшем в Нью-Гемпшир. Можно было подумать, Кроу подался в бега.

Проснувшись, кардинал Пьячере поймал себя на том, что во сне видел наступивший рабочий день. Времени было половина пятого. Открыв глаза, кардинал сразу откинул одеяло и свесил старческие ноги с кровати. Пол показался очень холодным. Пьячере встал, прижимая ступни к мрамору, и разница температур между плотью и камнем начала сокращаться. Он плотно свел ладони и закрыл глаза, посвящая этот день Богу.

Сколько мыслей способен одновременно обрабатывать человеческий мозг? Кардинал погрузился в рутину, практически не задумавшись о привычных действиях. Он побрился электрической бритвой, затем три минуты простоял в душе под водой такой холодной, какую только мог вытерпеть, почистил зубы, установил зубной протез, оделся. Брюки, рубашка, белый воротничок и черная сутана с пуговицами от шеи до ботинок. Разумеется, пуговицы были декоративные; сутана застегивалась на молнию. Опустившись коленями на скамейку, Пьячере не начал молиться, а продолжил. Руки стиснули требник.

Liturgia Horarum[41]представляла собой значительно усеченную ежедневную молитву духовенства и верующих. Сократившись — она требовала вдвое меньше времени, чем Breviarium Romanum,[42]— новая молитва предлагала альтернативы. Замечательно, но как выбрать между посланием Иоанна и комментариями святого Августина к нему? Пьячере на какое-то время вернулся к старому требнику, но затем обвинил себя в предвзятости. К тому же это могло породить сплетни, которые непременно выдали бы за новости: «Высшее духовенство Ватикана отказывается признать новую литургию».

Неужели все дело в банальной ностальгии? Через два часа Пьячере встал и прошел по коридору в церковь. Каждый день он служил здесь пятичасовую мессу. Кардинал использовал Novus Ordo,[43]введенный Павлом VI, на латыни, и римский канон, а ризничий Луиджи прислуживал в алтаре, приносил потиры с водой и вином и поливал Пьячере пальцы после окончания проскомидии. Латинские слова, которые он бормотал, означали: «Господи, смой мои проступки и очисти меня от грехов моих».

И среди всех этих привычных занятий, выполняемых с чувством и вниманием, думы Пьячере крутились вокруг предстоящей встречи со святым отцом.

Было время, когда они с Йозефом Ратцингером могли обсудить эту гносеологическую проблему. Сколько мыслей одновременно способен обрабатывать человеческий мозг? Пьячере знал ответ наперед. Бесконечно много. Как-то его старинный друг сказал об одном своем знакомом, что тот знает все. Пьячере с укором указал на подобное преувеличение. Йозеф обратил к нему добрые тевтонские глаза: