В огне любви - Барбара Картленд

Она развернулась, чтобы убежать. Хрип, проклятия, глухие удары кулаков раздавались уже совсем рядом. В следующее мгновение кусты перед Давиной расступились и прямо навстречу ей шагнул Говард. Из носа у него струилась кровь, один глаз был полузакрыт.

Давина в ужасе вскрикнула:

— Что случилось?

Говард еле держался на ногах, но по его глазам было видно, что он никак не ожидал увидеть здесь свою невесту и совсем не рад тому, что она стала свидетелем того происшествия.

— Это... не твое... дело. Не женское... дело, — зло посмотрел он на нее, вытирая кровь под носом. — Убирайся. Возвращайся в дом.

Давина попятилась. Уперевшись спиной в кусты, она развернулась и стала пробираться к дороге.

Последнее, что она видела, оглянувшись на прогалину, был Говард, который опустился на колени, а над ним, сжав кулаки, с лицом до неузнаваемости искаженным злобой, стоял Джед Баркер.

Эсме, Эсме, Эсме.

Это имя звенело в ушах Давины, пока она, спотыкаясь и цепляясь за ветки, возвращалась по дорожке к тому месту, где вошла в лес.

Сердце подсказывало ей, кому принадлежит это имя.

Из-за нее дрались Джед и Говард. Из-за нее лорд Дэлвертон потерял голову.

Она была той самой цыганкой в лесу, и Давина была не в силах разрушить ее чары.

На следующее утро из Лондона прибыли мисс Регина Шелфорд и ее жених, герцог Бэдли. Их пригласили на праздничный ужин в честь помолвки Давины с Говардом Дэлвертоном.

Лорд Шелфорд сам встречал карету герцога у двери. Он тепло обнял старшую дочь и пожал руку герцогу. Тем временем компаньонка Регины, леди со строгим лицом и большим бюстом, вышла из кареты и, не сходя с места, осматривалась вокруг с недовольной миной.

Миссис Крауч (так ее звали) поступила на работу к лорду Шелфорду в Лондоне и не рассчитывала, что в круг ее обязанностей будет входить сопровождение его дочери в такие дальние поездки на север. Для нее оказаться здесь было равносильно тому, что оказаться где-нибудь во Внешней Монголии.

Регина нетерпеливо огляделась по сторонам.

— Папа, а где Давина? Я думала, она нас встретит!

Брови Лорда Шелфорда сдвинулись к переносице.

— Ей несколько нездоровится, моя дорогая. Вернулась вчера с конной прогулки и почти не выходит из своей комнаты.

— Если позволишь, папа, я бы хотела пойти сразу к ней, — сказала она.

— Конечно же, иди, попробуй как-то расшевелить ее! — воскликнул лорд Шелфорд. — Я пока провожу герцога и... миссис Крауч.

Сдергивая на ходу перчатки, Регина быстро прошла в холл и взбежала по широкой лестнице к комнатам Давины.

Давина сидела за туалетным столиком, подперев голову рукой. Перед ней лежали листы белой бумаги, по которым она в задумчивости водила пером.

— Давина? — окликнула ее Регина.

Давина подняла глаза.

— О, Регина. Ты приехала.

Регина не стала обижаться на это более чем прохладное приветствие. Она энергично прошла в комнату, положила перчатки на полку у зеркала и начала аккуратно доставать шляпную булавку.

— Ну и поездка! Пришлось всю дорогу слушать жалобы миссис Крауч. Я вообще не хотела ее брать с собой, но тогда, сама понимаешь, мне пришлось бы ехать в отдельной карете. Хотя с герцогом мне все равно особо не удалось поговорить — он, как только трогается в путь, тут же засыпает. Представляешь, он даже на лошади верхом засыпает. Что ж, по крайней мере ему повезло уже в том, что он не слушал брюзжание миссис Крауч.

Продолжая в таком же беззаботном духе, Регина тем не менее внимательно рассматривала отражение сестры в зеркале. Когда она обратила внимание на листы бумаги, глаза ее слегка прищурились.

— Что это за лица, дорогая?

Давина посмотрела на свои рисунки.

— Это? О, это... цыгане.

— Цыгане? — удивилась Регина. Она взяла верхний лист, чтобы получше рассмотреть. — Скорее, цыганки. А что это за надпись... «Эсме»?

— Это... имя. Цыганское.

— Ах, так ты делаешь наброски для портрета? Но ведь лица все разные.

- Да.

— Значит, это портрет не живого человека, а воображаемого? Что за глупый вопрос! Конечно, воображаемого, где же ты могла встречаться с настоящими цыганами!

— Она... не воображаемая, — медленно сказала Давина. — Просто я... ее никогда не видела.

Регина замерла с листом бумаги в одной руке и шляпной булавкой в другой.

— Тогда зачем же ты, скажи на милость, хочешь нарисовать ее?

— Просто... просто я хочу знать, как она выглядит.

Регина сняла шляпу и вколола в нее булавку.

— Давай разберемся. Ты пытаешься нарисовать портрет цыганки, которую никогда не видела, потому что хочешь узнать, как она выглядит?

- Да.

— Ну, дорогая, ты действительно не от мира сего. Надеюсь, в присутствии моего жениха ты не станешь показывать свою оригинальность. Ты будешь вести себя comme il fault[1], когда встретишься с ним,

— Я бы не хотела с ним встречаться, — откровенно призналась Давина. — Мне сейчас не хочется никого видеть.

— Давина, что с тобой? — наконец спросила сестру Регина, перейдя на мягкий, доверительный тон.

Глаза Давины наполнились слезами, когда она ответила.

— Я не могу тебе сказать. Но если бы я знала... как она выглядит... эта Эсме... наверное, мне было бы легче.

Регина задумалась: что бы могла означать подобная одержимость Эсме.

— Давина, — осторожно начала она, — ты сомневаешься в чувствах Говарда Дэлвертона? Если в его поведении есть что-то... дурное, еще не поздно отказаться от помолвки. Хотя, должна сказать, эта Эсме, о которой ты так много думаешь, всего лишь цыганка, а Говард — джентльмен. Я уверена, он бы никогда не стал иметь дело с... этим существом.

Давина слушала ее, низко опустив голову. Разве могла она признаться, что мучается из-за того, что с Эсме проводит время лорд Дэлвертон, а не Говард?

Более того, она уже не была уверена, что Говарда вообще что-то связывает с Эсме. Вчера во время той ужасной драки в лесу имя цыганки выкрикивал Джед.

И именно Джед намекал лорду Дэлвертону про «цыган в лесу». Можно предположить, что, случайно встретив вчера в лесу Говарда, Джед стал насмехаться над лордом Дэлвертоном, тем самым заставив Говарда вступиться за честь брата.

— Давина? — нахмурилась Регина.