Песчинка на ветру - Светлана Щурова

– Ленусь, ну что ты, в самом деле! Вспомни, когда мы поженились, какой была ты – пышечка! Моя булочка! Такой я тебя и полюбил. А сейчас что – кожа да кости! Я тебя, конечно, и такой люблю, но, Надежда Степановна, Анатолий Иванович, скажите, чтоб она хотя бы чуточку поправилась!

– Эх, Борька, Борька! Посмотри на Макса и Леру – какие были, такими и остались! В чём ваш секрет, а, брат? – Лена посмотрела на Макса.

Он улыбнулся, поднял брови и пожал плечами.

– Борь, давай баш на баш – ты похудеешь, я поправлюсь. А? Согласен? Все здесь присутствующие будут свидетелями нашего пари! Ну?

– А что! Ради твоих пухленьких щёчек я на всё пойду! Согласен! – Борис втянул живот и выпятил грудь.

Все засмеялись.

* * *

Вечерело. Гости засобирались по домам. Борис, Лена и Васенька уже сидели в своей машине, новенькой «тойоте-королле». Валерия и Нина Александровна прощались с именинником и Надеждой Степановной.

Максим подозвал Ваню и Настю.

Настя прибежала одна. Тёмные волосы растрепались, на щеках алел румянец, зелёные глаза сияли. Малышка держала в руке свою любимую игрушку – серенькую зайку.

– Настюша, где Иван? – Максим улыбался, смотря на дочь.

– Пап, я думаю, он с Норой бегает. Сейчас найду его! – она развернулась и побежала. Коротенькое платьице металось из стороны в сторону.

Через несколько минут они прибежали втроём – Настя, Ваня и Нора. Светлые кудри Ивана прилипли ко лбу, на лице сияла довольная улыбка, открытая и добрая. Он держал Нору за холку.

– Вы что, уже уезжаете? – он переминался с ноги на ногу.

– Да, нам уже пора. Дети, будьте послушными, мы приедем через неделю, – Макс сжал плечо сына, затем погладил дочку по волосам.

Подошла Валерия, наклонилась к сыну. Их непослушные светлые кудряшки соприкоснулись.

– Иван, ты за главного! Заботься о Настеньке, помогай бабушке и деду!

Валерия и Нина Александровна поцеловали детей и сели в машину. Максим завёл двигатель. Два автомобиля, «тойота» и «сузуки», один за другим медленно тронулись.

Валерия высунулась из открытого окна «витары».

– Спасибо за прекрасный вечер!

Она помахала рукой и улыбнулась стоящим у калитки детям, свёкру и свекрови.

Машины медленно ехали по узкой извилистой дороге между заборами, обступающими её с двух сторон.

* * *

Выехав из садового кооператива, «тойота» повернула налево, в сторону Троицка, «сузуки» – направо, в сторону областного центра.

– Максим, можно меня до сада добросить? Я сойду на повороте, у указателя, – Нина Александровна тронула мужчину за плечо.

– Нина Александровна, конечно, можно! Я помню, вы говорили с утра, – Максим внимательно смотрел на дорогу.

День угасал, и Максим высадил Нину Александровну у самой калитки её домика.

«Сузуки» выехала на трассу, но через пару километров свернула на просёлочную дорогу.

– Макс, ты куда? – Валерия, недоумевая, смотрела на мужа.

– Не боись, малыш! Я целый день этого ждал.

Он остановил машину посреди леса, заглушил мотор. Вышел. Подошёл к пассажирской двери, открыл её.

– Выходи.

Валерия вышла. Он захлопнул дверь, обхватил жену за талию, поднял над землёй и прижал к машине. Его железная хватка, горячее дыхание, неистовые поцелуи – ничто не оставляло сомнений в том, чего он желает. Она положила руки ему на плечи, ноги обхватили его бёдра.

Солнце село. День передал свои права ночи. В густой чаще леса, на фоне светлой машины, силуэт двух сплетённых тел, издавая стоны, покачивался всё сильнее и сильнее. Где-то вдали мелодичным перезвоном серебристого колокольчика залилась малиновка.

2

Утро следующего дня было пасмурным, шёл мелкий дождь. Воздух насытился влагой. Пахло мокрым сеном и сырой землёй.

Валерия стояла на крыльце дома, держа в одной руке зонт, другой опираясь на перила. Она смотрела, как с крыши наперегонки летят капли дождевой воды и разбиваются о каменные ступеньки. Где-то внизу, в посёлке, глухо затарахтел двигатель трактора. Она услышала шаги за дверью, звон ключей. На пороге появился Максим. Он огляделся, вдохнул в себя влажный воздух, обнял её.

– Ну вот, теперь ты спокойно можешь заняться своей выставкой. И мы будем вдвоём! Целую неделю! – он крепче прижал её к себе.

– Поехали, а то опоздаешь на работу, – Валерия отстранилась и побежала к машине.

Максим запер дом, калитку и сел в «сузуки».

* * *

Машина притормозила у здания РОВД. Макс вышел, держа дверь открытой. Лера быстро перебежала с пассажирского места на водительское.

Максим закрыл дверь, постучал по стеклу. Валерия нажала на кнопку, и стекло плавно пошло вниз. Мужчина наклонился близко-близко, к самому уху Леры, вдохнул запах, полуприкрыл глаза.

– До завтра, малыш!

– До завтра, дорогой! – она повернула голову, чмокнула его в щёку, и стекло плавно поднялось, образовывая на поверхности вертикальные ручейки.

Она смотрела, как он идёт под дождём, чеканя каждый шаг. Он быстро поднялся на крыльцо. Оглянулся. Его тёмные густые волосы намокли, по лицу стекали капли дождя. Она помигала ему фарами и плавно тронулась с места.

«Моя синеглазая судьба! Я ведь и вправду счастлива! У Макса ночное дежурство, и снова в моём распоряжении целый вечер и ночь. Не буду готовить ужин! Не буду смотреть на часы! Если к вечеру дождь закончится, пересажу лилии. И примулы уже разрослись… Если успею – клубникой займусь. Погода самая подходящая. А когда стемнеет, сяду в беседке, зажгу фонари, возьму… Что же почитать? Джейн Остен или сестёр Бронте? Посмотрим по настроению!»

* * *

Ярко-белая полчаса назад, а теперь грязно-серая «сузуки» остановилась у трёхэтажного строения. Табличка на входной двери гласила, что это художественное училище. Валерия поставила машину на парковку напротив главного входа и под проливным дождём быстро добежала до торца здания. Три года назад здесь, в цокольном этаже, сияя мытыми окнами и свежим ремонтом, появилась мастерская художников.

Валерия достала ключи из сумочки, сняла объект с охраны, открыла дверь. В этот пасмурный дождливый день в помещении было темновато. Вдоль стены, слева от двери, почти на уровне глаз, расположились небольшие оконца. Слабый свет, проникая сквозь них, рассеивался бледным туманом по всему периметру. Понять, что находится в комнате, было невозможно.

Лера щёлкнула выключателем. Люминесцентные лампы и лампы накаливания зажглись. Тусклая комната преобразилась. Холсты, этюдники, мольберты, с десяток палитр, пара десятков флаконов с фиксативами и сиккативами, лаками и разбавителями, маслами; краски и пигменты, белила, карандаши, мелки, кисти, апельсиновые шкурки – всё это было, на первый взгляд, в беспорядке разбросано по комнате. По всей мастерской – на стеллажах, на полках, стульях, столах и даже на полу лежали стопки картин и набросков, ожидающих, когда их дорисуют, исправят, оденут в рамы и они наконец смогут явить себя миру. Несколько огромных передвижных зеркал стояли, казалось, хаотично, отражая фрагменты этой странной комнаты. На противоположной от окон стене близко друг к другу висели готовые картины в рамах, больших и маленьких, дорогих и не очень. Они раздвигали пространство, словно открывая порталы на морское побережье, маковое поле, в комнату средневековья. Картин было много. Они снимались со стен, путешествовали по выставкам, вешались снова в другом порядке, дарились и продавались, оседали в частных коллекциях и в госучреждениях.