Бразилия. Десять дней в Рио - Жанна Голубицкая

— Да, мы мусульмане, — сказал Муджараф, заметив, с каким удивлением я разглядываю многослойные одеяния африканских дам. — Хотя в нашей стране большинство жителей исповедуют католицизм, а многие до сих пор привержены древним африканским культам. Но в моем роду, с тех пор как один их наших предков принял ислам, все веруют в Аллаха. Поэтому мои женщины одеваются не только согласно ангольским национальным традициям, но и в соответствии с требованиями конфессии.

У пожилых женщин лица открыты, зато на головах возвышаются многоэтажные тюрбаны размером с небольшую клумбу. Тюрбаны крайне сложносочиненные: тут и какие-то висюльки, и металлические пластины, и кипы ткани. На мой неискушенный в африканских головных уборах взгляд, весить они должны не меньше 20 килограммов. Одна из африканок, самая стройная и высокая, похожая на изящную статуэтку, задрапированную в струящиеся потоки цветной материи, вдруг обнаруживает наличие приятного мелодичного голоса, выдав вполне складную английскую фразу:

— Привет, рада встрече! Меня зовут Зафира, я младшая жена Муджарафа.

— Простите? — переспрашиваю я, не в силах скрыть удивления.

Зафира скромно опускает черные, похожие на крупные блестящие маслины глаза. Муджараф приобнимает ее:

— Да, у нас такой обычай. Здесь все три мои супруги, Зафира — самая младшая из них, мы поженились всего две недели назад и в Рио в свадебном путешествии. Ферейдун-Махал — моя старшая жена, мы в браке почти двадцать пять лет, а Мнгобат-Азиз-Кимали — средняя, на ней я женат девять лет. Также нас сопровождают все мои шестеро детей — четверо от Ферейдун и двое от Мнгобат. Еще с нами матери моя и Зафиры, сестры моих жен, младший брат младшей жены и мой двоюродный племянник.

Пока глава семьи перечисляет свою эскорт-группу, ее черные члены снова улыбаются, кланяются и всячески показывают, как им приятно со мной знакомиться. У меня голова идет кругом — столько родственников сразу я не видела даже в страшном сне! На секунду я представила себе, как за моим Львом Николаевичем, наряженным в тюрбан, на почтительном расстоянии позади покорной вереницей следуем — его жена, дети, потом я, потом мама его, жены и моя, а затем другие его любовницы (которые наверняка есть!) и их родственники. А замыкает шествие какой-нибудь приблудный двоюродный племянник. Эта гипотетическая картинка так меня развеселила, что я не удержалась и захохотала. Муджараф слегка надулся:

— Да, я понимаю, вам это немного дико. Когда я шесть лет жил в Москве, я встречался с русской девушкой. У нас была большая любовь. Но я не мог на ней жениться ни при каких обстоятельствах. Я отношусь к довольно известному и старинному ангольскому роду: по меркам нашей страны мы богаты и знатны. Я должен был достойно продолжить род, женившись на женщинах из правильных семей, которые родят нашей фамилии наследников. Это не каприз, а долг. Знаете, у нас в стране разделяют понятия «любовь» и «семья». Любовь — это развлечение, наслаждение, песнь души и танец сердца. Как, например, вино, музыка и ублажение тела массажем. А семья, ее содержание, воспитание жен и детей — это обязанность, работа. Это долг мужчины, не имеющий никакого отношения к увеселению.

Я снова думаю о Льве. А вдруг он тоже придерживается анголо-мусульманских взглядов на жизнь? То есть жена — это его суровый долг, а я — как там? Песнь души и танец сердца!

— И только благодаря тому, что я строго следовал всем традициям своей семьи, — Муджараф переходит на пафосный тон, — я смог получить большое наследство, занять хорошую должность в аппарате правительства своей страны и сегодня могу себе позволить путешествовать с семьей за границу и ни в чем не отказывать своим женам, детям и другой родне. А вообще наш народ живет очень бедно, если вы знаете. О том, чтобы, например, приехать в Рио, многие не могут и мечтать. Хотя сюда от нас не так уж и далеко: от Луанды всего шесть с небольшим часов самолетом. Да и говорят в Бразилии, как и в Анголе, по-португальски.

Ага, вот и Лев так же! Вроде и не африканец, а должность и традиции дороже!

Беседуя, мы осматриваем амфитеатр Конша-Верде (Concha Verde), расположенный тут же, на горе Урка. Его замысловатое название мне сообщает Муджараф. Оказывается, анголец в Рио уже не первый раз и очень интересуется историей города.

— В Лумумбарии я прослушал спецкурс по Южной Америке, но меня всегда особенно привлекала Бразилия и, конечно, Рио. В этом городе есть что-то дурманящее, вы не находите?

— А что здесь проходит? — интересуюсь я, указывая на огромный комплекс, устроенный по принципу стадиона.

Муждараф поясняет, что концертно-развлекательный комплекс Конша-Верде был открыт на Урке в 1970-е годы, а проводятся здесь масштабные музыкальные и танцевальные шоу.

— Должно быть, это очень красиво! — включаю я воображение. — Красочное самба-шоу, поднятое над городом!

— Все, что на высоте, то красиво! — многозначительно утверждает глава ангольской семьи. — Кстати, не хотите ли совершить вертолетную прогулку над городом? Я вас приглашаю!

Муджараф указывает на небольшую вертолетную площадку немного ниже смотровой, где, трепеща пропеллерами, готовятся к вертикальному взлету две большие разукрашенные «стрекозы». Перед входом на площадку красуется плакат: «Добро пожаловать в вертолетный тур над Рио, 400 реалов».

Конечно, сама бы я не разорилась на эту затею: 400 реалов — дороговато для одинокой девушки. Но раз приглашают…

— О, это было бы прекрасно! — радостно соглашаюсь я. — Спасибо!

Муджараф что-то оживленно объясняет семейству на своем языке. Те вертят головами, а две жены вообще забирают детей и усаживаются с ними в кафе на смотровой площадке.

— С нами полетят только Зафира и мой племянник, — сообщает мне Муджараф. — Остальные боятся.

Ну и хорошо, думаю я. Зафиру я хотя бы запомнила в лицо и по имени. Осталось идентифицировать племянника. А то неловко как-то общаться с людьми, которых не помнишь в лицо, не знаешь по имени, а еще и не понимаешь! Будто в диком племени гостишь! Извиняюсь и прошу повторить для меня имя племянника.

— Его зовут Абдир-Абтан, — хлопает анголец по плечу подвижного длинноволосого негритенка, похожего на Маугли. Его лицо сплошь покрыто пирсингом, и блестящие бусинки на черном как смоль лице выглядят как капельки пота или крупные слезы. — Абдиру скоро восемнадцать, он закончит колледж и поедет учиться в Англию. Он, кстати, неплохо говорит по-английски, только стесняется.

— Не стесняйтесь! — ободряю я «Маугли» по-английски. Он смущенно улыбается в ответ.

Тем временем Муджараф приобретает билеты и приглашает Зафиру, Абдира и меня на посадку в вертолет. Пилот в красивой форме наряжает нас в шлемы, спасательные жилеты и проводит краткий инструктаж по безопасности полета. Нас рассаживают в два вертолета — на борт берут не более двух пассажиров. Муджараф вызывается сопровождать «гостью», то есть меня. Абдир летит с Зафирой. Перед взлетом мы машем другу другу ручками — похоже на кино! Я в компании едва знакомых чернокожих людей собираюсь взлететь над едва знакомым городом на другом конце света! А ведь всего пару дней назад я нервно курила в московской пробке и роняла слезы под «Ретро-FM», навевающее воспоминания о счастливых днях начала романа со Львом!