Дети подземелья - Дикон Шерола

— А ты вообще кто такой, патлатый? — рассерженно спросил дежурный. Он и так был весь на нервах от того, что все говорили о неизвестном биологическом оружии. Мало того, что «процветающий» отравил весь город, так теперь еще и решил продолжить добивать выживших, теперь уже заразившись какой-то неведанной херней.

— Для кого «патлатый», а для тебя — доктор Вайнштейн. Причем доктор — это моя ученая степень, — сквозь зубы процедил Альберт.

— А… Это…, - дежурный густо покраснел. — Извините, пожалуйста. Я провожу вас.

Вскоре они свернули в коридор, где располагались несколько операционных. И первым делом Альберт почувствовал, как его охватывает страх. Ему показалось, что здесь все заражено каким-то вирусом, и этого места лучше держаться подальше.

— Можно я туда не пойду? — осторожно спросил дежурный. — Здесь опасно находиться. Смертельно опасно.

«Черт, Дмитрий, ну меня хоть пугать не надо!» — с досадой подумал Альберт. «Я же тоже не особо умею противиться твоему внушению… Еще не хватало, чтобы и я тут стоял, как идиот».

— Он в четвертой?

— Д… да. А как вы узнали? — дежурный ошарашенно посмотрел на врача.

— По твоему взгляду на дверь, — выкрутился Альберт. Далее он заговорил нарочито громко, надеясь, что Дима его услышит и перестанет внушать стойкое желание убраться куда-нибудь подальше.

— Сейчас я его осмотрю, а ты никого в его палату не впускай! Думаю, что если бы там был вирус, вы бы уже все померли. У Лескова слишком быстро все проявилось, так что и у вас должно было. Передай всем, что у Дмитрия доктор Вайнштейн.

— Зачем вы так кричите? Я все понял!

— Кто тебя знает, — фыркнул Альберт, с облегчением почувствовав, что страх наконец отступает. Затем он поспешил в операционную.

Дима лежал все на том же столе, бледный, как смерть, и перепачканный кровью. Его плечо кое-как прикрывала ткань, которую медсестра не успела срезать до конца. Сам Лесков пребывал в полудреме. Голос Альберта ворвался к нему в сознание, словно ветер, распахнувший сквозняком дверь.

— Сейчас осмотрю тебя. Судя по энергетике, тебе больше больно, чем ты умираешь, — ободрительно произнес Вайнштейн.

Раздался звук скрежета металла о кафельную плитку, и Альберт наклонился поднять то, на что только что наступил. Это была пуля.

— Дай мне какое-нибудь обезболивающее, — еле слышно отозвался Лесков.

— Обязательно. Хорошо что, твое тело уже избавилось от пуль.

— Избавилось?

— Да. И ты не мог этого не почувствовать. Это адски больно.

Вайнштейн избавил Лескова от верхней одежды и вскоре начал осторожно промывать его раны, а точнее попросту смывать с чешуи запекшуюся кровь.

— Собственно, твой организм уже сделал всю мою работу. Произошло отторжение пуль и начался процесс регенерации. Вот только ранений у тебя я насчитал больше, чем вытряхнул пуль из твоей одежды. Это плохо… Не для тебя, для меня. Придется придумывать, куда я дел остальные.

— Прошли навылет? — вяло предположил Лесков.

— Медик из тебя, конечно…, - усмехнулся Альберт.

Вколов Дмитрию обезболивающее и закончив промывать раны, Вайнштейн наложил повязки и с облегчением заметил, что чешуя не просвечивает. Затем он опустился на табуретку и устало потер глаза.

— Попробуй немного поспать, — добавил Альберт. — Оставшееся время будем делать вид, что идет операция. Не сочти меня дерьмовым врачом, но я бы тоже сейчас не отказался вздремнуть. За эти две недели я окончательно замудохался.

Услышав это, Лесков слабо улыбнулся.

Когда Дмитрий проснулся после «операции», то выяснилось, что он находится в одиночной палате. Это была небольшая светлая комнатка, в которой размещались кровать, небольшая тумбочка, пара стульев и маленький светильник. На стене у изголовья постели находилась кнопка для вызова врача. Так же, как и в казармах, здесь не было окон, и в отличие от жилых домов, не было даже стилизации с голографическим изображением, лишь сплошные белые стены.

Придя в себя, Дмитрий первым делом вспомнил, что вчера ночью он унес в своем теле целую коллекцию пуль. Он осторожно пошевелился, и ноющая боль немедленно подтвердила, что случившееся на поверхности не было сном. Лесков осторожно стянул со своего раненого плеча одеяло и с облегчением обнаружил повязку, тщательно скрывавшую чешую.

«Раз я до сих пор не слышу за дверью криков разъяренного Бехтерева, значит, вероятнее всего, я еще на Спасской», — с долей иронии подумал он. Наверняка, его друг уже ломился бы навестить чудом выжившего, а Лосенко Георгий Кириллович исправно бы ему в этом помогал.

Дмитрий снова обвел взглядом палату. Здесь не было ничего, что скоротало бы время несчастного больного, и подобное положение невольно напомнило Лескову о его заключении в камере. Видимо, здесь ему тоже придется пялиться в потолок как минимум до тех пор, пока тело немного не окрепнет.

Затем Дмитрию вспомнилась девушка, которая должна была помогать хирургу во время операции. В памяти возник момент, когда она разрезала ткань на его рубашке и обнажила рану.

«Черт, она же видела чешую», — лихорадочно пронеслось у него в голове. А затем он вспомнил слова Альберта о том, что руководство подозревает, что «процветающие» в последнем бою использовали какое-то биологическое оружие, из-за которого на коже Дмитрия появилась темно-синяя кровавая корка.

«Этого мне еще не хватало» — с досадой подумал парень. Он хотел было немного приподняться, но боль и слабость от потери крови мигом заставили его отказаться от этой идеи.

В итоге Лесков провел в одиночестве около двух часов, прежде чем в его комнату наконец заглянул Альберт. Плотно закрыв за собой дверь, он приблизился к постели Дмитрия и, ободряюще улыбнувшись, спросил:

— Как себя чувствуешь?

— Если скажу, что хорошо, то немного преувеличу, — вяло отозвался Лесков.

— Раны болят?

— Да.

— Можешь терпеть?

— Могу, но не хочу.

— Не хочет он, — улыбнулся Вайнштейн. — А теперь представь, как в старину воевали. Никаких обезболивающих не было. Ладно, это я так, философствую. По времени тебе уже можно сделать укол.

Затем врач уже без прежней бодрости в голосе добавил:

— У нас небольшие проблемы возникли. Из-за чешуи. Девочка, которая должна была снять с тебя одежду, видела ее. Теперь вся Спасская об этом гудит. До Адмиралтейской тоже, само собой, дошло. Да вообще весь город знает. Все вылазки отменены, боятся, что «процветающие» использовали биологическое оружие. Ты стал первой жертвой. Я сказал, что оперировал тебя, и никаких наростов не было. И что могу предоставить в качестве доказательств анализ твоей крови и кожи. Но они настаивают на осмотре. А твоя чешуя будет держаться три дня как минимум. Короче, если проще: за это время тебе поставят такой диагноз, что на его фоне самая лютая бубонная чума покажется легким недомоганием.