Спаситель мира - Андрей Анисимов

Синицын записал адрес и часы приема. В культурный фонд Стерна можно было приехать в любой день с десяти до семнадцати. Кассир, принимающий взносы, задерживался до девятнадцати часов.

Оставался университет «Живая улыбка Святослава Стерна». В университете с утра не работали. Там стоял автоответчик.

— Если вы искренне любите великого Стерна, приходите в наш университет, — провещал записанный на пленку артистический баритон. После этих патетических слов выяснялось, что прием студентов-почитателей мудреца происходит каждое первое число месяца и обучение за шесть недель обходится в две тысячи долларов.

«Ничего себе некоммерческое учреждение! — подумал Синицын. — За шесть недель живой улыбочки две штуки баксов. Дорогая улыбочка». Слава снова поглядел на часы. Стрелки показывали без двадцати десять. Звонить в театр режиссер просил после одиннадцати. До этого оставалось почти полтора часа. Слава достал из кейса роман и продолжил чтение.

* * *

Альфред Федорович Стерн кутался в плед. В железной печурке догорали ножки его любимых стульев из столовой. Стол он сжег на прошлой неделе. Карельская береза, отшлифованная руками великих мебельщиков Франции, горела жарко, но старый человек согреться не мог. После отъезда сына в Финляндию старик остался совершенно один. Жену он похоронил в начале четырнадцатого года. Их младший сын Адольф Стерн умер от ран в первый месяц войны, и супруга Альфреда Федоровича гибель любимого сына не пережила. К Святославу она была равнодушна. Черствый и амбициозный мальчик сердце матери не согревал. Альфред Федорович, наоборот, все свои отцовские надежды связывал со старшим. Тщеславие и деловая смекалка сына ему импонировали.

Старик тяжело поднялся с кресла, нагнулся к печке и погрел от ее жара руки. Длинные искривленные ревматизмом и старостью пальцы от холода немели.

Потерев руки над огнем, Стерн пошел на кухню. После холода вторым его мучителем стал голод. Сухопарый и жилистый, он от недоедания превращался в высохшую мумию. Если другие могли держаться за счет запасов собственного организма, то сухопарый Стерн их просто не имел. В пустой и холодной кухне он немного постоял, затем открыл створки резного буфета, с грустью подумав, что древний представитель романского стиля — следующий кандидат на дрова, и принялся шарить по полкам. То, что в буфете никакой еды нет, старый юрист хорошо знал. Он далеко не в первый раз обследовал полки и все же надеялся, что где-то затерялось хоть немного крупы или муки. Но чуда не происходило. Буфет был стерильно пуст. Все фамильные безделушки, включая золотую табакерку, принадлежавшую его покойному отцу, старик давно выменял на продукты. Дорогих вещиц в доме больше не осталось, если не считать меча ордена розенкрейцеров.

Стерн продолжал себя причислять к этому тайному ордену и с мечом расставаться не желал. Он переворошил все ящики, вздохнул и вернулся к камину. Тут хотя бы было тепло. Замерзающий старик потуже укутался в плед и уже хотел погрузиться в кресло, как услышал громкий стук в дверь. Гостей Стерн не ждал, поэтому предположил худшее, что в дом ломятся грабители. Альфред Федорович не был трусом и отдавать себя на милость негодяев не собирался. Он выдвинул большой ящик своего письменного стола и вынул меч. Золоченая бронза ручки казалась такой же холодной, как его замерзшие пальцы. Но холодок металла вселил уверенность. В парадное молотили изо всех сил. Стерн сбросил на пол плед и решительно зашагал к двери.

— Кто там? — спросил он глухим голосом и сжал рукоятку меча.

— Именем революции, откройте, — услышал Стерн и замер. Пребывая в одиночестве, истощенный голодом и холодом, о чекистах он как-то на время забыл.

Рассказы о зверствах новой власти, конечно, слышал, но считал, что лично к нему это не относится. Имение давно конфисковали, да Стерны никогда и не считали себя помещиками. Доходов с усадьбы они не получали. На поддержание дома и парка Альфред Федорович тратил деньги, заработанные на юридической ниве. Поэтому и думал, что является трудящимся, так что претензий от пролетарской власти не ждал.

— Откройте, или мы выломаем дверь, — пригрозили снаружи.

Старик спрятал меч за вешалку и отодвинул засов. В квартиру ворвались четверо и за десять минут перевернули все вверх дном. Хозяин молча наблюдал, как представители нового порядка роются в его белье и бумагах.

— Золотишко, батя, где прячешь? — безразличным тоном поинтересовался сутулый тип в кожанке. Его красная усатая физиономия не выглядела злой. В глазах чекиста читалось живое любопытство к жилью человека из другого мира.

— Я вам не батя. Меня зовут Альфред Федорович Стерн. И я, сударь, три дня не ел. Если бы у меня имелось золото, я давно выменял бы его на хлеб или картофель.

— Ладно, одевайся, старик. Тебе придется поехать с нами, — видно поверив Стерну, что золота у него нет, заявил усатый.

— Куда и зачем я должен ехать? — раздраженно спросил Альберт Федорович.

Чекист залез в карман и, вынув бумагу, сунул старику под нос:

— Ты, батя, грамотный, читай сам.

— Без очков я не читаю. Уж не откажите в любезности, раз вы ввалились в мой дом, объяснить причину вашего вторжения, — стараясь говорить спокойно, потребовал старый юрист.

— Тебя велено взять в заложники. Мы таких, как ты, будем расстреливать без суда и следствия, если ваши станут убивать наших товарищей. За жизнь Моисея Урицкого мы поставили к стенке пятьсот буржуев. Ты пойдешь в следующую партию.

— Во-первых, я не буржуй. Я зарабатывал на жизнь своим трудом. А во-вторых, я не принадлежу ни к какой политической группировке и ни за какие действия неизвестных мне людей нести ответственность не обязан. Хотя, простите, о юридических нормах даже военного времени вы, кажется, не имеете чести быть осведомленным….

Усатый подмигнул своим подчиненным и, плюнув на паркет, беззлобно сказал:

— Ладно, пошли. Больно ты, батя, грамотный. Мне с тобой трепаться по штату не положено. Я к тебе без строгости, оттого что вижу — ты голодный и мебель палишь. А то бы мы тебе давно за буржуйский тон бока наломали и скулу свернули.

Стерна сильно пихнули в спину, но он сжал зубы и молча вышел из своей квартиры. У подъезда, тарахтя движком, чекистов ж;дал открытый автомобиль.

Альфред Федорович не успел надеть пальто, но от нервного напряжения не замечал ледяного ветра. Его усадили на заднее сиденье между двух охранников. От того типа, что сидел по правую его руку, отвратительно тянуло луком. При голоде обоняние Стерна сильно обострилось, и он терпел этот запах с трудом. Но на его счастье, ехали они недолго. В этой части города Альфред Федорович бывал редко, но склады купца Терехова знал. Возле складских ворот дежурил красноармеец с винтовкой. Козырнув усатому, он открыл ворота, и автомобиль въехал во двор.

Старика повели к обитой железом двери, возле которой также дежурил вооруженный солдат. Затем его впихнули внутрь, и он услышал, как за ним громыхнули замки.