Твой враг во тьме - Елена Арсеньева

Гидравлика вся была наготове, и руки чесалисьделать дело, но не тут-то было! Стоило прикоснуться к металлическим частямполуторки, как начинало нещадно бить током. Коротила поврежденная мачтагородского освещения, в которую врезалась «Газель». Похоже, именно от ударатоком, а не от чего-то другого никак не мог прийти в себя водитель, котороговышвырнуло из машины. Ничего, кроме ушибов и ссадин, на его теле врач не нашел,однако парень оставался без сознания. Ну что ж, беспамятство и для него покачто спасение. Каково ему будет, когда очнется и узнает, что жена погибла, асын… правда, сын был еще жив.

Связались по рации с аварийными службами,однако Дмитрий уже замучился слушать, как Разумихин пререкается с ними. Тамкто-то никак не мог уразуметь, почему, если нужно всего-навсего оттащить однумашину от одной мачты, следует отключать весь район. А ведь там рядом областнаябольница. Как ее отключить? Вон сколько по телевизору ругались, когда во времянедавнего перебоя с энергоснабжением где-то в Сибири погиб человек из-заостановки системы жизнеобеспечения. А в операционной вручную приводили вдействие какие-то там аппараты! Нет, диспетчер не может взять на себя такуюответственность. Надо решать в высшей инстанции…

Дмитрий, который как часовой ходил вокруг«Газели», посмотрел на мальчика. В свете фонарей лицо его казалосьнеестественно бледным. Слабо моргнул, с трудом облизнул мокрые от дождя губы.Дышит все тише, все реже…

Разумихин предлагал выдернуть мачту тягачом,но при более подробном рассмотрении оказалось, что вся эта конструкция могласдвинуться с места только целиком: мачта – «Газель» – ребенок. И если сейчас онотносительно защищен вздыбленными сиденьями, то при малейшем неудачном маневремачта пробьет ему голову.

Дмитрий задумчиво взглянул на нечто, бывшеераньше подножкой. Плевое дело – заскочить туда, перепрыгнув через нелепоизогнувшийся борт! Он уже перескакивал. Схватился за какую-то железяку, пытаясьудержать равновесие, и тут же получил такой разряд, что кубарем покатился наземлю. Шибануло даже сквозь защитную одежду! Если бы хоть не дождь…

– Юра, – подергал за рукавРазумихина, – я ведь в прошлый раз больше от неожиданности сорвался.Теперь знаю, что меня ждет. И если у меня в руках будет какой-нибудь деревянныйкрюк – сучок, например, подходящий, чтоб не руками цепляться за дверцу, а этимизолятором… Я возьму резиновый коврик и попытаюсь ребенку голову прикрыть,чтобы металл его ни в коем случае не коснулся. Но это просто для страховки. Ясмогу, смогу разжать кабину и вытащить мальчишку!

– Если только сначала не угробишь его кчертовой матери, – угрюмо ответил Разумихин. – Я тебе еще скажу все,что думаю про тот первый прыжок! Это чудо, что от толчка мальчика еще сильнеене зажало. Погляди только, как мачта висит. Она же прямо над его головой.Малейшее движение…

Затрещала рация.

– Да, я, – устало ответил Разумихин, нототчас его голос оживился: – Нам хватит, хватит пяти минут! Давайте, мыготовы! – И громко: – Сейчас отключат электричество на пять минут! Ребята,ну!..

Дмитрий схватил резак и подбежал почтивплотную к «Газели», напряженно всматриваясь в цепочку огней, протянувшуюся пошоссе.

Раз! – огни вдруг погасли, но этого никтоне заметил: просто фары автобуса и аварийные фонари засветились еще ярче.

Он шагнул на подножку. Как все просто,оказывается. Давно бы так!

– Привет, – сказал, встречаясь взглядом смальчиком. – Сейчас мы тебя вытащим отсюда.

Ребенок внимательно смотрел на него блестящимиглазами. «Бедняга, да он и не понимает, что я говорю! Ладно, уже чуть-чутьосталось».

Мощные зубья гидравлического резака без усилийраздвинули смятую кабину.

– Достанешь теперь? Или еще подрезать? –спросил Молодец, стоявший наготове с другим резаком.

– Достану!

Дмитрий осторожно взял мальчика за плечи,потянул:

– Вот и все. Хватит тебе мокнуть!

И осекся, когда из глаз ребенка вылиласьдождевая вода, в которой радостно играли блики света, и они стали темными,непроглядными… неживыми.

Погибшего мальчишку (Сережа Капитонов, шестьлет) и вспомнил первым делом Дмитрий, когда вертлявенькая медсестричкаобъяснила ему, как и почему Лёлины анализы оказались в Центре крови.

Ее трудно обвинять в том, что так стараласьупрятать воспоминания на самое донышко сознания. Она же не мазохистка, в концеконцов, а эти мысли непрестанно ранили память, как ржавое лезвие. Мало того,что больно, так еще и заражают смертной тоской по тому, что быть могло, да несбылось! И что, разве только она в этом виновата?!

…Раньше Лёля с самого начала чувствовала, чтоочередной романчик или «дружба» долго не протянет. Ну в самом деле: не можетничем серьезным кончиться то, что началось с банального приглашения потанцеватьили с никчемушной болтовни, пока она выбивала очередному покупателю очереднуюнакладную, или с пошловатого знакомства на вечеринке. Та единственная встреча,которая перевернет ее жизнь, должна быть чем-то из ряда вон!

Ну что же, тут Лёля оказалась права. Встречи сДмитрием, что первая, что вторая (особенно вторая!), оказались из ряда вон, ониперевернули Лёлину жизнь… и тем не менее это оказались «бесплодные усилиялюбви». Ее, конкретно ее, Лёлиной любви, потому что этот киногерой, супермен исуперлюбовник, этот «спасатель от бога», человек, вернувший ее к жизни иразбивший ее жизнь, ни разу не сказал, что любит ее.