Женский улучшайзинг - Елена Ю. Зотова

что их устраивали даже в школах, разумеется, неофициально. Просто физрук брал директора в долю и вечером стриг купоны с дополнительных занятий по физкультуре.

Попутно в Люберцах множились магазинчики, торгующие анаболиками, белковыми коктейлями и прочим спецпитанием для культуристов.

Когда необходимая кондиция была набрана, ребята начали бескорыстно выплескивать свою агрессию, попутно продвигая собственную идеологию и демонстрируя отличные физические данные. Группами ездили на электричках в Москву, где устраивали рейды по вылову длинноволосых поклонников Цоя и панк-групп. Неправильного товарища могли подстричь, прочитать лекцию и почистить физию для закрепления результата. Тем, кто огрызался или пытался противостоять, чистили уже основательнее. И не только физию.

Вскоре подобный пиар принес свои плоды, и к люберецким качкам потянулась очередь из коммерсантов. За охраной и защитой. Уже, разумеется, не бескорыстной. Впрочем, кто не тянулся, того могли и сами уговорить. Не гордые чай. Не переломятся.

И деньги потекли рекой. По вечерам на пятачках с раздолбанным асфальтом собирались новенькие машины, тонированные «восьмерки» и «девятки». И даже иномарки: хищные «пятерки» «БМВ» и черные джипы. Это после трудного трудового дня братва приезжала в «качалки» поддерживать необходимую для работы форму.

Из положительного. Родоначальники и идеологи «качального» движения проповедовали не только тягать железо до потери пульса, но и призывали к полному отказу от алкоголя и наркоты. За появление в спортзале в нетрезвом виде нарушителя с позором изгоняли. И прощай, крепкие бицепсы. Прощай, работа в бригаде, видак, крутая тачка и подружка-Барби. Те, у кого еще не все было запущено, перспективы улавливали и вели себя дисциплинированно. Собственно, возможно, именно такой постановкой вопроса и была спасена от алкоголизма не одна сотня пацанских душ. (Правда, часть этих спасенных все равно вскоре украсили собою Люберецкое кладбище, отдав Богу душу в разборках и в ДТП. Но хоть пожили перед смертью по-человечески. Да и на пышные похороны заработали.)

Нет, конечно же, не только люберецкие бандиты отметились в восьмидесятых – девяностых. Кто же не слышал про «ореховских», «измайловских», «коптевских»? И еще про десятки бригад, взявшихся зарабатывать легкие деньги путем крышевания зарождавшегося частного бизнеса?

Но все же Люберцы были первыми. И с точки зрения формирования бренда, самыми эстетичными и продвинутыми. Была у них своя идеология – смесь ЗОЖ, культуризма и блатных законов. Свой певец, прославляющий ратные подвиги земляков. Как вы поняли, я сейчас о группе «Любэ» и Расторгуеве. И даже своя мода: клетчатые штаны, кожаные куртки и золотые цепи с крестами на мощных шеях, темные очки, стрижки под машинку. Шикардос!

Все мальчики, начиная с начальной школы, писали в сочинениях на тему: «Кем хочешь стать, когда вырастешь?» – «Люберецким бандитом!», девочки вторили: «Хочу стать женой бандита! Не работать и каждый год отдыхать в Турции». И если ребятам для достижения мечты требовалось лишь каждый вечер качать железо, жрать анаболики упаковками и дружить с правильными старшими, то с девочками было намного сложнее. Он жены бандита ждали неповторимой красоты, выраженной в выбеленных длинных волосах, накладных ногтях с камушками и хорошей фигуре. В местных парикмахерских популярность обесцвечивания волос «Супрой» била все рекорды. Мастера ногтевого сервиса, освоившие новейшую методику приклеивания акриловых когтей с рисуночками, могли за год заработать на квартиру. Для показа себя на местных ярмарках невест – дискотеках – девочки килограммами закупали в аптеках вату, чтоб подкладывать в лифчики и бюстом прокладывать дорогу к личному счастью и достатку.

Но если убрать всю шелуху этой яркой молодежной субкультуры, то Люберцы тех времен выглядели не особо привлекательно: разбитый и убогий депрессивный рабочий пригород, пугающий обилием бетоноконструкций, заборов и грязными девяти- этажками, хаотично перемешанными с кирпичными трехэтажными домами также не особо ухоженного вида. То, что в этих кварталах до сих пор осталось много коммунальных квартир, я узнала позже. Максимально дешевое жилье для сотрудников еще в шестидесятые строил московский автогигант АЗЛК и ссылал в коммуналки тех, кого не жалко. В самом городе тоже присутствовала промышленность. Например, завод сельхозмашиностроения, которому, однако, вскоре после перестройки пришел конец. Кому нужны были сеялки, веялки и жатки, когда сельское хозяйство практически легло помирать, потянув за собой и градообразующее люберецкое предприятие? АЗЛК, впрочем, тоже не отставало, остановив часть конвейеров и перестав платить зарплату. Вот большая часть населения и осталась без денег. И без перспектив. Старшее поколение пошло в запой, а младшее – в «любера».

Подобное расслоение общества давало причудливые иллюстрации к проблеме «Отцы и дети». То заботливый сын усаживает в тонированную «восьмерку» папаню-бухарика с пакетом пустой стеклотары на сдачу, то встречаешь на перекрестке блестящий, крутейший по тем временам «мерседес» в сто сороковом кузове, заставленный стаканчиками с рассадой и с торчащими из багажника саженцами, и сразу понятно, что это местный авторитет с шиком перемещает тещу на дачу.

Вот в такое интересное и нескучное место и переезжала наша семья из полувоенной, чистенькой Железки.

Эти два города связывала дорога местного значения. Настолько местного, что ни один из районов, ни Балашихинский, ни Люберецкий, не хотел брать за нее ответственность. И асфальтовая двухполоска, петляющая мимо поникших после зимы деревень, свалок и капустных полей, больше напоминала прифронтовую трассу к позициям советских войск во времена Великой Отечественной войны. При взгляде на ямы полуметровой глубины и небольшие куски асфальта между трещинами и выбоинами сразу становилось понятно, что бомбежки противника были успешными. А те места, где немцы промазали, победно добили наши тяжелой бронетехникой. Перегоняя к линии фронта гаубицы и танки с надписью: «На Берлин». Проблема была в том, что в окрестностях Люберец и Железнодорожного никогда не было боев. Роль фашистской авиации и советской бронетехники выполняли груженные мусоровозы и пофигизм обеих администраций. Местные жители, которые имели несчастье работать в соседнем районе, были не очень довольны состоянием дороги, и, выгребая из очередной рытвины оторванный бампер или по колено в грязи меняя пробитое колесо, достаточно громко материли руководство районов. Руководство уже не так громко, но все же явственно материло немцев, которым в сорок первом не хватило сообразительности подойти к Москве с юга, а не с севера. Или хотя бы отправить бомбардировщики на этот стратегически важный объект. Тогда бы было с кого спросить и на кого кивать недовольным, которые с завидным постоянством приходили на прием к главам администраций с трубами глушителей наперевес. Как правило, все заканчивалось мирно, очередными обещаниями и вызовом охраны. Хотя случались и форс-мажорные ситуации, после которых чиновник уходил на больничный. Вернувшись оздоровленным из какой-нибудь Пицунды или Сочей, он таки пытался решить с соседями проблему дороги, но все заканчивалось на стадии выделения средств из обоих