Вишневский Владимир - Владимир Петрович Вишневский

class="poem">

Где хорошо, так это лишь на свете,

на белом, то есть с этой стороны.

Есть мненье, что должны смеяться дети.

Товарищи, должны смеяться дети!..

Ну что ж, они смеются, раз должны.

* * *

…Ибо нас принес советский аист в жертву —

и создал нам все условья,

чтобы мы тут с вами занимались

чем угодно, только не любовью.

ЗА ДЕТСТВО СЧАСТЛИВОЕ НАШЕ

ОТВЕТСТВЕННЫХ

ВРЯД ЛИ НАКАЖУТ.

ЖЕЛАНИЕ ПОЧТИ ВСЕГДА НЕСКРОМНО

1

Я не «хотел бы» — я хочу.

Желаю быть увит, овеян,

омыт, осыпан, удостоен!..

А то я тут недоувенчан,

а то я тут недоцелован,

недоцелован тут и здесь,

и здесь, смотрите, и вот тут!..

Недоцелованность какая-то хроническая,

честное слово.

2

Я не «хотел бы» — я хочу.

И даже не «хочу» — XАЧУ!..

Чтобы ждала меня любимая,

Нетерпеливо мне бибикая.

ИЗ 87-го

СТРАДАНИЯ О ПРОГРЕССЕ

В театрах были. И в кино.

И — в местах не столь публичных.

Где бывать — мне все равно.

Но вот с кем — небезразлично.

Вот уж более двух лет

Нам друг с другом интересно.

Только вот прогресса нет!..

Замечала?.. Нет прогресса.

Ощутим прогресс во всем —

От прогноза до погоды.

Прогрессивней с каждым днем

Прогрессивные народы.

Прогрессирует Москва,

Но по-прежнему любима.

А любовь всегда права!..

(Но — отдельно и помимо.)

Есть прогресс!.. Прямой эфир.

Молодежные каналы.

А Арбат?.. А «Новый мир»?!.

Что, тебе примеров мало?..

(Если дальше так пойдет.

То, не ровен час,

поэтов

наших вечно молодых

издадут и в переплетах!..)

Ищут все его, хотят

И пожарные, и пресса.

Лишь у нас такой расклад:

Что ни день, то нет прогресса.

В прошлом юный пионер.

Я ведь навыки имею.

Я ж могу подать пример!..

Да и взять его сумею.

А любовь всегда права.

И должны смеяться дети.

Олимпийская Москва!..

А поэт за все в вопросе.

(У меня, вообще, вопрос

Чисто профессиональный:

То, что завтракаем врозь, —

Это как, расклад нормальный?..)

Есть контакт — и есть прогресс!

Будут тексты — будут песни.

Только мы идем вразрез.

Хоть и всюду ходим вместе.

По Москве, ну а Москва

Утро красит, на ночь глядя.

А любовь всегда права!..

Проездные предъявляйте.

…Как-то медленно живем.

Извини, я — о прогрессе.

Интересно нам вдвоем!..

Но должно быть интересней.

я люблю тебя люблю

я люблю тебя мне тошно

я тебя тебя люблю

извини я не нарочно

ИЗ 1987-го

МОСКОВСКИЙ АВТОР-ИСПОЛНИТЕЛЬ

Исповедально

Сам я автор и сам исполнитель,

что не менее важно, чем автор.

Сам успехов своих вдохновитель

и площадок организатор.

Выступал я в таких регионах,

а работал в таких режимах!..

Я бывал в безнадежно влюбленных,

но бывал и в безумно любимых.

Вопреки условьям погодным

я пускался в путь неустанно —

и к чертановским оленеводам,

и к нефтяникам Теплого Стана.

Корабелы Речного вокзала!..

Разве это мы с вами забудем —

как тогда, в заключенье, сказал я,

что не все остается людям.

Что не все познается в сравнении,

что не всякая мудрость — восточная…

Так сказал я на выступлении!..

(Оно, помнится, было шефским.)

Я отстреливался в Бирюлеве,

в Строгине стрелял сигареты…

в Коровине брал я слово!..

(И опять предъявлял документы.)

В Тропареве экваториальном

я такие срывал комплименты!..

А в Медведкове континентальном —

продолжительные сантименты.

В типовых, но жилых массивах

познавал я моменты истины.

Повидал я женщин красивых,

ну а некоторых даже издали.

Выступал и в метро, доводилось.

(Был мне голос, грозил который:

«Поезд следует без остановки!..» —

Я вставал

на краю

платформы!..)

Я не жду указаний дальнейших,

но — как все — выхожу на конечных.

Греет сердце

в кармане нагрудном

проездной, пробитый Амуром.

Это жизнь моя, это само —

обнародованье как драма.

В этой жизни смертельно конкретной,

понял я, учась не заочно:

пусть не каждый отпуск — декретный,

но ведь каждая мать — одиночка[14].

Так что мне-то не надо, ребята,

уж кому, как не мне, известно:

пусть не каждая группа — захвата,

но ведь каждая песня — протеста[15].

Пусть не каждый монтажник — строитель

и не всякое светлое — завтра,

только автор любой — исполнитель

если это

сегодняшний автор!

* * *

Как единственный выход —

в город, было не раз, —

в тот особый, как выдох,

инкассаторский час.

По «Тревоге» не поднят,

вышел я, но,