Не уверен - не умирай! Записки нейрохирурга - Павел Рудич

Пришли тетки из пятой палаты:

– П. К.! Нельзя ли хоть на Новый год убрать из нашей палаты эту молодуху с дитем? Ни днем ни ночью покоя нет!

Эти тетки уже слоновью тропу ко мне протоптали со своими претензиями! Хорошо, что перед праздником есть места в люксах. Юную мамашу и ее гидроцефала переводим в одиночную палату с душем и туалетом.

– Нет, – говорю, – Юля, платить ничего не надо. Лежите в праздники здесь. Но когда появится платный клиент – придется перейти в другую палату. Уж не обижайся!

Пришла дикого вида девка лет пятнадцати. Вся в перстнях, прыщах и пирсинге. Стала просить, чтобы ей разрешили побыть с умирающей матерью в реанимации. Позвонил я в реанимацию Альберту, и тот дал добро. Получив такой подарок, счастливая девица ушла, позванивая колокольчиком в носу. Славная у нее будет новогодняя ночь!

Как трамвай на стыках, день догрохотал до позднего вечера. Я сел поудобнее, вдохнул поглубже, сделал беззаботное лицо и позвонил домой жене:

– Слушай, жена! Тут такое дело! Вызывают меня в город Н. Срочно. Там у них больной затяжелел… Я понимаю! Я согласен! Но что мне прикажешь делать?! Не ехать?! Давай не будем… Что значит «как всегда»?

Бросила трубку. Я оделся. Попрощался с дежурными. Еще и еще раз поздравил их с Новым годом и посочувствовал. Но они, похоже, не очень грустят. В праздновании Нового года на работе в отделении – масса привлекательного и неповторимого!

Вышел из больницы. Обошел ее и вернулся в здание через неприметную дверь. По черным лестницам, коридорам и переходам добрался до запасного входа в наше нейрохирургическое отделение. Своим ключом открыл дверь и незамеченным проскользнул в кабинет. Закрылся на задвижку. Зажег настольную уютную лампу. Поставил на стол вазу с еловыми ветками и прикрепил к ним два блестящих шара. Рядом с вазой зажег свечу. Запахло хвоей. Выставил на стол корзинку с мандаринами, а из холодильника достал бутылку коньяка. Включил вполголоса магнитофон. Окуджава запел:

Ель моя, Ель, – уходящий олень,

зря ты, наверно, старалась:

женщины той осторожная тень

в хвое твоей затерялась!

Я добился нужного: аромат хвои и мандаринов смешался со священным запахом дымка свечи. Мерцают елочные шары, фиолетовые тени от хвойных лап колеблются на эмалевой стене. Налил коньяк в широкий стакан и с наслаждением выпил. Стало светло и спокойно. Установив таймер в телевизоре на 23.55, я растянулся на заслуженном диване.

Уже засыпая, я слышу громкое тиканье часов. Но часов в кабинете нет. Что они отсчитывают, эти призрачные часы? Что произойдет, когда они остановятся?

Доставили к нам побитого гражданина. Побитый плакал, проклинал Америку, негров и почему-то ООН. Чуть протрезвев, рассказал, что в ресторане «Юбилейный» его побили американские полицейские. Посмеялись мы над этим пьяным бредом.

В дальнейшем узнали, что по приглашению УВД в наш город приезжала в порядке дружественного обмена делегация американских полицейских из Джексонвилла (Флорида). В тот день русские менты задавали им в ресторане прощальный пир. Наш будущий пациент попытался поговорить с гостями на английском языке и, натолкнувшись на полное непонимание, обозвал копов «мазефакерами». Американцы обиделись и всем коллективом его отдубасили при молчаливой поддержке наших милицейских.

Утром больной мальчик Алеша просыпается раньше всех в своей палате.

Раньше Живой Головы со щелками вместо глаз, которая лежит у окна, стонет и плохо пахнет. Раньше Тяжелой Больной, мама которой спит, положив голову к ней на ноги, а свои – на приставленный к койке стул. Раньше смешливой девушки Нади. У этой Нади все время дергаются лицо и правая рука. Говорит она много и весело, но, что говорит – понять совершенно невозможно.

Алеша уже Большой Мальчик, поэтому он сам натягивает пузырящиеся на коленках колготки. Затем он надевает застиранную рубашонку и застегивает ее на все пуговицы.

Эта застегнутая «под горлышко» рубашка, почему-то всегда злит Липкина – лечащего врача Алеши. Утром, осмотрев мальчика, он обязательно, перед тем как потрепать его напоследок по голове, расстегивает ему самую верхнюю пуговицу и говорит:

– Что ты ее так застегиваешь? Выглядишь как белогвардейский поручик из кино!

А про себя Липкин думает: «Как покойник в гробу!» И всегда, как только лечащий врач уходит, Алеша вновь аккуратно застегивает верхнюю пуговицу рубашки.

Одевшись, Алеша садится на край своей кровати, складывает руки на коленках так, как его учили в детском саду, и начинает ждать, когда отделение проснется. Вот по коридору загрохотала каталка и забренчали на ней пустые кастрюли. Это добрая буфетчица Кира поехала на кухню за завтраком.

Слышно, как гремит в процедурке стеклянными дверцами шкафов и звенит флаконами с антибиотиками медсестра Света. Скоро она появится в палате, улыбаясь во все свои фальшивые зубы, и заорет с порога:

– А вот кому уколы, девочки! Просыпаемся, просыпаемся! Время уже!

Вот застучали в коридоре костыли деда Акиньшина из одиннадцатой палаты. Заложив сигарету за ухо, он поспешает в сортир.

Алеша улыбается и выходит в коридор. Ему не нравится жить в своей палате, и все свободное время он проводит с Мужиками в палате № 11. В этой большой, на девять коек, комнате пахнет прелыми носками, табачным перегаром и еще чем-то родным и знакомым, что напоминает Алеше дом и маму.

Липкин все время говорит ему:

– Как только мама придет – скажи ей, чтобы она обязательно нашла меня. Нам надо с ней серьезно поговорить!

Произносит это Липкин так, что Алеше делается страшно за маму.

О том же Липкин говорит всем медсестрам и другим больным.

Но мама – не приходит. Навестила она его только один раз, в самом начале госпитализации. Мама принесла тогда Алеше пакет хрустящих кукурузных палочек и пакетик с жевательными конфетами «Мамба». Алеша спрятал все это в тумбочку и ел понемногу вечерами, вспоминая маму. Потом и кукурузные палочки, и конфеты закончились, а мама так и не пришла.

В одиннадцатой палате было весело. Мужики говорили громко и часто смеялись. Слова употребляли знакомые. Они отбирали у инвалида Афганца кресло с колесами и катали в нем Алешу по всей больнице.

Вечером они усаживались за Общий Стол и угощали его вкусной колбасой, консервами из ярких банок и фруктами. Колбасу и консервы Алеша ел с удовольствием, но на фрукты смотрел с подозрением и всегда от них отказывался.

Часто Мужики Нарушали Режим. Нарушая, они делались деловитыми и спешащими. Говорили: «Давай-давай! По-быстрому!» – звякали стеклом и сильно дышали. По палате разливался знакомый Алеше запах спиртного. Потом все начинали петь, но тихо пели недолго. Вскоре в палату с руганью прибегала Дежурная Смена. Утром Мужики были тихими и грустными и многие куда-то исчезали.