Мысли узника святой Елены - Наполеон Бонапарт

Затем султан Кебир затронул струнку арабского патриотизма: «Почему арабская нация подчинена туркам? Почему в плодородном Египте, священной Аравии господствуют выходцы с Кавказа? Если Магомет спустился бы сегодня с небес на землю, то куда бы он направился? В Мекку? Но тогда он оказался бы не в центре мусульманской империи. В Константинополь? Но это светский город, где неверных больше, чем верующих, там он очутился бы среди врагов его; нет, он предпочел бы священные воды Нила, поселился бы в мечети Аль-Азхар, этом первом ключе к священной Каабе». Когда эти почтенные старцы слышали такие речи, лица их расплывались в улыбке, они наклонялись вперед и, скрестив руки, восклицали: «Тайиб! Тайиб!» – о, это истинно так!

Когда Мурад-бей был отброшен в Фиваиду, Наполеон сказал им: «Я хочу восстановить Аравию, кто помешает мне? Я уничтожил мамлюков – самое храброе войско Востока. Когда мы достигнем полного согласия между собой и народы Египта узнают, сколько добра я хочу им сделать, они искренне привяжутся ко мне. Я хочу возродить времена славы Фатимидов»[88]. Эти речи стали предметом обсуждения всей каирской знати. То, что она увидела у пирамид, заставило ее поверить во всемогущество французской армии. Она окружила главнокомандующего своим вниманием, видя в нем человека, избранного провидением. Шейх Аль-Мохди – самый красноречивый, образованный и молодой из всех в Аль-Азхаре, являлся в то же время тем, кто пользовался его наибольшим доверием. Он переводил обращения арабскими стихами. Отдельные строфы заучивались наизусть и поныне повторяются в пустынях Африки и Аравии.

С тех пор как улемы образовали диван[89], ведавший делами управления, они получали отчеты из всех провинций и знали о смутах, порождаемых недоразумениями и самым именем неверных. Султан Кебир в своих беседах с ними стал все более горько жаловаться на неблагонамеренные проповеди, с которыми имамы выступали по пятницам в мечетях; но выговоры и увещания, с которыми шейхи обращались к этим беспокойным имамам, оказались недостаточными. Наконец, когда он счел момент благоприятным, он сказал десяти из главных шейхов, наиболее ему преданным: «Нужно положить конец этим беспорядкам; мне нужна фетфа Аль-Азхара, приказывающая народу принести присягу на верность». Это предложение заставило их побледнеть; душевное волнение отразилось на их лицах; выражение последних стало печальным и унылым. Шейх Аль-Шаркауи – глава улемов Аль-Азхара – взял слово и сказал после продолжительного раздумья: «Вы хотите пользоваться покровительством пророка, он любит вас; вы хотите, чтоб арабы-мусульмане поспешили встать под ваши знамена, вы хотите возродить славу Аравии, вы не идолопоклонник, сделайтесь мусульманином; 100 000 египтян и 100 000 арабов из Аравии, Медины, Мекки сомкнутся вокруг вас. Под вашим водительством и дисциплинированные на ваш манер, они завоюют Восток, и вы восстановите родину пророка во всей ее славе». В то же мгновение старческие лица осветила улыбка. Все пали ниц, призывая покровительство небес. Со своей стороны главнокомандующий был удивлен. Его неизменным мнением было, что всякий человек должен умереть, не изменив своей религии. Но он быстро сообразил, что всякие разговоры и дискуссии по этим вопросам окажут хорошее влияние. Он ответил им: «Есть две большие трудности, препятствующие тому, чтобы я и моя армия сделались мусульманами; первая – это обрезание, вторая – вино; мои солдаты приучены к вину с детства, я никогда не смогу убедить их отказаться от него». Шейх Аль-Мохди предложил поручить шестидесяти шейхам Аль-Азхара открыто поставить этот вопрос и обсудить его. Вскоре во всех мечетях распространился слух о том, что великие шейхи денно и нощно поучают султана Кебира и главнейших генералов догматам веры и даже обсуждают содержание фетфы, которая облегчила бы, насколько возможно, это великое событие[90]. Самолюбие всех мусульман было польщено, радость была всеобщей! Это самолюбие повторяло им, что французы восхищены Магометом, что их вождь знает коран наизусть и признает, что в этой премудрой книге заключены прошлое, настоящее и будущее; но что его останавливает обрезание и запрещение пророком пить вино. Имамы и муэдзины всех мечетей в течение сорока дней находились в величайшем возбуждении. Но это возбуждение было полностью в пользу французов. Последние не считались более неверными. Все, сказанное пророком, не могло более относиться к победителям, которые повергли свои лавры к подножью столпа ислама. В народе ходили тысячи слухов. Одни говорили, что сам Магомет явился султану Кебиру, сказав ему: «Мамлюки правили, следуя только своим капризам; я выдал их тебе. Ты предоставил власть шейхам, улемам; поэтому все тебе удается. Но нужно завершить то, что ты начал. Признай догматы моей веры и следуй им; это вера самого бога. Арабы ждут только этого сигнала; я дам тебе завоевать всю Азию». Эти речи и ответы, приписываемые султану Кебиру, распространялись в тысячах различных вариантов. Он воспользовался этим, чтобы распустить слух о том, что испросил годичный срок для подготовки своей армии и Магомет ему этот срок предоставил; что обещал построить большую мечеть; что вся армия станет мусульманской и что великие шейхи Ас-Сада и Аль-Бакри рассматривают его как мусульманина.

II. Четыре муфти, наконец, представили составленную и подписанную ими фетфу. В ней было сказано: что обрезание представляет собой дополнение[91], что оно не было введено пророком, а лишь рекомендовалось им, что можно поэтому быть мусульманином, не будучи обрезанным; что же касается второго вопроса, то можно пить вино и быть мусульманином, но это значит жить во грехе без надежды на награду, обещанную избранным. Наполеон выразил свое удовлетворение решением первого вопроса, радость его казалась искренней. Все эти старые шейхи разделяли ее. Но он выразил большое огорчение по поводу второй части фетфы. Как убедить его солдат принять новую религию, когда это означает самим признать себя грешниками, взбунтовавшимися против велений неба? Шейхи признали, что это трудно, и заявили, что со времени постановки этих вопросов они в своих молитвах неустанно просят помощи у бога Измаила. После продолжительной беседы, в которой не все шейхи проявили себя одинаково твердыми в своих убеждениях, причем одни не видели никакого выхода, а другие полагали, напротив, что в фетфу можно внести некоторые изменения, шейх Аль-Мохди предложил: оставить в фетфе только первую часть, что окажет благоприятное действие на страну и просветит тех людей, чьи мнения расходятся с ее содержанием; вторую же часть сделать предметом новой дискуссии; быть может, удастся получить консультацию у шейхов и шерифов Мекки, которые такого высокого мнения о своей эрудиции и влиянии на Восток. Это предложение было принято. Фетфа была обнародована во всех мечетях; в пятницу, после молебна, когда имамы имеют обыкновение произносить проповедь, они разъяснили фетфу и единодушно и энергично высказались. в пользу французской армии.

Вторая фетфа явилась предметом горячей и длительной дискуссии и переписки с Меккой. Наконец, будучи бессильны подавить сопротивление всех несогласных, равно как привести ее в полное соответствие с точным текстом корана и заветов пророка, муфти выработали фетфу, в которой говорилось: что новообращенные смогут пить вино и быть при этом мусульманами, если искупят свой грех добрыми делами и благотворительностью; что коран предписывает раздавать в качестве милостыни или обращать на благотворительность не менее одной десятой своего дохода; те же, кто, став мусульманами, будут продолжать пить вино, должны будут довести средства, раздаваемые в качестве милостыни, до одной пятой своего дохода. Эта фетфа была принята и казалась способной примирить между собой все точки зрения. Совершенно успокоившись, шейхи полностью посвятили себя служению султану Кебиру и поняли, что ему понадобится, по крайней мере, год, чтобы просветить умы и преодолеть сопротивление. Он приказал представить ему чертежи, планы и сметы для подготовки строительства мечети, достаточно большой, чтобы вместить всю армию в день, когда она признает закон Магомета. Между тем генерал Мену публично перешел в ислам. Став мусульманином, он посещал мечеть в Розетте. Он не просил никаких послаблений. Весть об этом наполнила радостью сердца всех жителей Египта и не оставила сомнений в искренности намерений французов. Повсюду шейхи проповедовали, что Наполеон, не будучи неверным, любя коран, выполняя миссию пророка, является истинным служителем священной Каабы. Этот переворот в умах сопровождался переворотом в управлении. Все, что было трудно, стало легко; все, что прежде удавалось приобрести с оружием в руках, теперь стало поступать по доброй воле, без усилий. С этого времени паломники, даже самые фанатичные, неизменно оказывали султану Кебиру такие же почести, как мусульманскому государю; примерно с того же времени при появлении главнокомандующего в городе правоверные стали падать ниц; они вели себя по отношению к нему так, как имели обыкновение вести себя по отношению к султану.