Братья Старостины - Георгий Морозов

На первом листе имеется резолюция: «За спекуляцию валютой и разворовывание имущества промкооперации — арестовать. И. Ст.».

4 апреля того же года Берия сделал запись в своем дневнике: «Дошли руки арестовать Старостиных. Мячик гоняли здорово, люди оказались дерьмо. Строили из себя интеллигентиков. Вроде им дали всё, что могли дать. Сколько чемпионов в тылу у немцев воюет, как спортсмены под Москвой воевали, а эти мало того, что шкурники и спекулянты, так еще и предатели. Шлепнуть бы, но зачем. Коба сказал, уберите это дерьмо подальше от Москвы, а так пусть воняет. Интеллигенты без дерьма не могут».

Исходя из этой записи и резолюции Сталина, можно сделать вывод, что версию об измене родине решено было если не вывести из оборота, то, по крайней мере, сделать не основной. Но все-таки нужно сказать и о ней.

Дочь Николая Петровича Елена, ознакомившись со «Спецсообщением Берии», сделала уточнение. Действительно, она изучала немецкий язык с преподавателем на дому, но еще до того, как пошла в школу. То есть до начала Великой Отечественной войны. Стало быть, этот факт из донесения выглядит притянутым.

В воспоминаниях спартаковского футболиста и хоккеиста Анатолия Сеглина есть такой эпизод: «Сидели за одним столом Старостины, Леута и еще какой-то человек. И кто-то из Старостиных обронил: „Нам все равно, где играть — что в Германии, что в Советском Союзе…“» В пользу «пораженческих» настроений свидетельствовала еще одна история, которую нам рассказал журналист Александр Соскин со слов бывшего футболиста московского «Динамо» Сергея Ильина. В военное время ввиду клубной принадлежности Ильин оставался в Москве, как и другие одноклубники, служил в той части, к которой был приписан. Однажды он повстречал на улице старшего из братьев Старостиных, и тот в разговоре бросил такую фразу: мол, это вас, чекистов, немцы будут вешать, а нам, кооператорам, все равно, при каком режиме играть… По мнению Соскина, хорошо знавшего своего собеседника, у Ильина просто не хватило бы фантазии придумать подобный эпизод. Но за давностью лет нам остается только догадываться, было ли это игрой воображения Сергея Сергеевича или реальной, но неудачной шуткой Николая Петровича…

Теперь об экономической составляющей ареста. Для ее подтверждения тоже имеются определенные аргументы. Сценарист и режиссер Евгений Богатырев, чей отец Григорий Берлянд был одноклубником и другом братьев Старостиных, поведал:

«В 1984 году я отдыхал в Одессе у родственников. В тот год проходили соревнования „Дружба-1984“ — альтернативные Олимпиаде в Лос-Анджелесе, куда не поехали спортсмены из СССР и ряда социалистических стран. В качестве поощрения победители должны были отправиться на теплоходе „Шота Руставели“ — флагмане Черноморского пароходства — из Сухуми в Болгарию. И когда теплоход перегоняли из Одессы в Сухуми, родственники устроили так, чтобы меня взяли на борт. Фактически я был единственным пассажиром и подружился с замполитом корабля — естественно, имевшим отношение к органам.

Когда он поинтересовался, над чем я сейчас работаю, то я ответил, что вместе с Ильей Гутманом снимаю фильм „ 'Спартак': действующие лица и болельщики“. Естественно, в разговоре всплыла фамилия Старостиных. И замполит сказал, что многое, рассказанное Николаем Петровичем, в том числе и об обстоятельствах его ареста, — красивая легенда. Что он сам держал в руках дело старшего из братьев, из которого явствовало, будто посадили его за экономические преступления. К братьям, добавил замполит, вопросов нет, они пошли в заключение только как члены семьи. А истинной причиной наказания было изготовление левого товара в артелях.

После этого разговора мне вспомнился рассказ отца, который во время Великой Отечественной войны служил интендантом на флоте и однажды приехал в командировку в Москву. Николай Петрович пригласил старого товарища в гости отобедать, и тот был поражен обилием стола, контрастировавшим с аскетизмом военного времени. Вспомнил и рассказ Анны Дмитриевой, который она слышала от тренера Нины Тепляковой. Нина Сергеевна дружила с сестрами Старостиными, играла с ними в теннис, а потому тоже бывала в семье на обедах. И впечатление ее было примерно таким же, как и моего отца».

Со словами Богатырева стыкуется и цитата из интервью спартаковского вратаря шестидесятых годов, а впоследствии известного телекомментатора Владимира Маслаченко. Он рассказывал об одном застолье: «Стол „вел“ мужик, оказавшийся большой шишкой Лубянки. Зашел разговор о Старостине. И вот этот самый человек, который до того вальяжно восседал во главе стола, вдруг изменился в лице и сказал о Николае Петровиче: „Уголовник, б…!“ После чего разговор на эту тему мгновенно прекратился».

Теперь о незаконном бронировании лиц, подлежащих мобилизации в Красную армию. Действительно, у старшего из братьев были связи, позволявшие его протеже избежать отправки в войска. Так произошло, в частности, с упоминавшимся ранее Анатолием Сеглиным, другими спартаковцами. Анатолий Владимирович говорил: «Старостин из спортсменов кого мог, того освободил через райком. И всех в те же дни членами партии сделал, меня в том числе».

Но все они шли работать на военные заводы, причем даже на первенство Москвы не имели права играть за «Спартак», а защищали цвета других клубов. То есть никакой личной выгоды у Николая Петровича не было. Да и вообще московских футболистов с негласного одобрения властей редко посылали на фронт, разве что кто-то уходил добровольцем. При этом, думается, высокое начальство во главу угла ставило не стремление сохранить спортивный генофонд, а скорее идеологию: стремилось показать, что и в лихую годину столица живет полноценной жизнью, вот и матчи регулярно проводятся…

По утверждению безымянного замполита, собеседника Евгения Богатырева, дело об экономических преступлениях было направлено именно против Николая Старостина. Остальных братьев брали, что называется, за компанию.

И вот что удивительно: в шапке спецсообщения Берии говорится только о трех братьях. А санкция на арест запрашивается вообще в отношении двух. Александр до поры до времени оставался за кадром, и этой загадке у нас нет никакого объяснения.