Бронзовая Жница - Ирина Орлова

о чём-то просят его, заканчивают у столба рядом с крыльцом».

— Не вправе тревожить ваше дурное настроение, маргот, — нейтрально, но с лёгким дружелюбием произнесла Эйра.

Она знала, что нельзя медлить и ждать какого-либо приглашения. Поэтому шагнула ближе и отпустила свой плащ, чтобы тот соскользнул на пол.

— Моё дурное настроение? — скептически переспросил маргот.

Эйра села перед ним на паркет и рукой провела по его колену. Хотя её разум непрерывно работал, чтобы поддерживать разговор, она должна была не забывать, зачем пришла.

— Я ничего не понимаю в делах мужчин, — элегантно вывернулась она. — Но, мне кажется, всякий, кто читает деловые письма на ночь, будет в дурном расположении духа.

«Надо заканчивать эту неловкую беседу», — подумала она и провела рукой по его штанам до их завязки.

Она не могла знать, но на столе лежало письмо от диатрис Вальсаи — старшей сестры Морая, которая была королевой при хвором диатре Гангрии. Из года в год брат и сестра продолжали общаться — поверхностно, формально, но всё же никогда не прерывая этой нити.

Морай коснулся чёрного подбородка девушки своей шершавой рукой. И усмехнулся:

— Схаалитка. Ты же должна стоять на коленях перед своим богом, а не перед тем, что у меня между ног.

«Ну, началось. Удачный момент, чтобы сказать это так, как нас учили».

— Для меня это и есть… — слова застряли в горле, и она поморщилась.

«Я на такое не способна. Видит небо, ни словом, ни мыслью я не предам Схаала».

Маргот усмехнулся. Его пальцы пощекотали её под челюстью.

— Вовремя остановилась. За такую жалкую пошлость не грех было бы вырвать язык.

«Поэтому я предпочитаю молчать», — подумала Эйра хмуро, когда маргот отстранил её и взглядом указал на свою спальню.

4. Дела мужчин

Здесь всё было Эйре сравнительно привычно. Широкая постель с изголовьем в стенной нише, смятые на полу ковры и синие бархатные стены с орнаментом. Проходя мимо окон, маргот распахнул звенящие створки, и внутрь хлынул запах звёздной тисовой ночи.

«Долина Смерти хороша, когда мрак скрывает её пороки, и луна серебрит кроны могильных деревьев».

Эйра заметила и здесь графин с вином, что стоял на комоде. Она задержалась у него и предложила:

— Маргот не желает выпить?

— Перед завтрашним полётом? — фыркнул тот и стянул с себя упленд, который затем кинул на пол. После чего через голову снял подвеску с драконьим зубом — тем самым, что Эйра выкопала для него минувшей ночью. — Мне уже не шестнадцать.

«У любого мужчины есть два состояния — когда он гордится тем, что вечно молод и горяч; и когда в двадцать восемь воображает себя завершающим жизненный путь старым волком».

Она улыбнулась, льстя его остроумию. И подошла ближе. По отрывистому движению его рук она разгадала, что он желает раздеться сам.

«Хитрая рассказывала, что маргот всегда позволял ей разбираться с завязками рубашки и снимать с него одежду; но однажды, когда она попыталась сделать это, очень рассердился. Он вряд ли запоминает нас настолько хорошо, чтобы держать в уме, с кем и что ему нравится».

— Завтра… снова в бой? — деликатно поинтересовалась она и тоже распустила шнуровку сзади своего платья.

Тот коротко кивнул. Но его глубоко посаженные глаза потемнели напряжёнными думами, и Эйра поняла, что это не та тема, которую стоит поднимать.

Свет единственной свечи прыгал по стенам. Лорд разоблачился, оставшись совершенно нагим. Тени залегли под буграми его шрамов: тонкие — под линиями порезов, широкие — под тупыми рытвинами от шипов собственного дракона.

«Если верить слухам, маргот держится за гриву Скары одной рукой. А другой сжимает меч и целится в противников. Это единственный человек от южных берегов до северных гор, кто действительно сражается в воздухе и смеет вмешиваться в драконью дуэль, чего никогда не делали доа до него».

Платье Эйры тоже соскользнуло на пол. Она задержалась в позе бронзовой статуэтки, позволяя марготу изучить взглядом её грудь и длинный живот. Свет свечи был для чёрной Жницы лучшим украшением. Единый оттенок приглушённого золота мерцал на её матовой коже и скользил по густым волосам, выхватывая в её тёмном силуэте выгодные акценты и точки.

Лорд улыбнулся ей — как он это обычно делал, левой стороной рта — и коленом опёрся о край кровати. Эйра тоже присела на постель и придвинулась к нему, коснувшись низа его живота.

Иногда ей было непросто сократить дистанцию с мужчиной. Особенно если она видела в глазах явное презрение. Или чувствовала, что с ней будут жестоки, а ей придётся сглаживать это и надеяться, что Почтенная не ошиблась — и она уйдёт от нанимателя живой.

Однако маргот, хоть и настораживал необходимостью держать себя в руках, с девушками был сравнительно добр. Он не говорил с ними по душам и не держал в уме их имён, но склонности к садизму не имел.

Хотя и Чуткая, и Печальная считали его движения до больного резкими, Эйра не могла согласиться с этим. Для неё было в самый раз.

Поэтому она заставила себя отринуть тревожные мысли и прильнула к шершавому от шрамов телу маргота. Одной рукой она сразу скользнула ему в пах, другой обвила за спину, а губами прижалась к его шее.

«У него необычный запах», — блаженствуя оттого, что он приобнял её за талию, думала Эйра. — «Из всех мужчин этот пахнет тем же, чем и остальные, но вдобавок к этому ещё немного — чем-то чужим, неземным. Огненной смертью. Драконом».

От этой мысли тепло разлилось у неё в животе.

«Нечеловеческое, неестественное, даже отвратительное… домены моего бога».

Она подалась вперёд и прижалась своей наготой к его, от ног до плеч. Он притянул её к себе, держа руку поперёк лопаток, и запрокинул голову, принимая ласки её прохладных губ на шее и умелых пальцев внизу. Эйра увлеклась. Она с напором целовала его, почти кусая, и чувствовала всё больше желания. Она так разошлась, что на какое-то время позабыла, кто перед ней — так ей хотелось просто впиться в его плечо, подобно голодному гьеналу.

За считанные пару минут Морай разгорячился в её руках и сам оттолкнул её на подушки. Эйра смутилась на мгновение, вспомнив, с кем имеет дело.

— Надо же, сколько страсти, — прозвучал над ней его насмешливый голос. Он развернул её к себе спиной; Эйра выгнулась в привычной позе на четвереньках, но маргот вдруг просунул ей под шею ладонь и потянул её наверх. Она послушно поднялась вертикально и упёрлась ягодицами в его бёдра.

«Я и впрямь