Тревожная ночь - Марк Симович Ефетов

и не видно и не слышно, но зато сильнее стал доноситься рокот комбайна.

«Что это он?» — подумал Каляга.

Действительно, комбайн тарахтел и трещал, словно мотоцикл. Обычно же гул работающего комбайна напоминает ритмичный рокот самолета.

Каляга поравнялся с идущим к нему комбайном на прицепе у трактора. Трактор шел на всем газу. За комбайном на соломокопнителе мелькали руки женщин. Моторы работали на всю мощность, аж искры летели!

Доводилось ли вам видеть гонки мотоциклистов? Машины мчатся на огромных скоростях, водители не сидят в седле, а будто лежат ничком, моторы трещат вовсю. И все сделано для того, чтобы выжать из машины самую большую скорость. Во время гонок мотоциклистов это оправдано. Но при работе на комбайнах…

— Портнов! — закричал Каляга. — Стой! Сто-ой!

Куда там! Весь агрегат — трактор, комбайн и копнитель — пронесся мимо Дмитрия Акимовича в грохоте и пыли. Никто не услышал крика Каляги.

И Дмитрий Акимович понял, почему так трещали комбайн и трактор. В страдную пору на выхлопных трубах двигателя комбайна и, трактора обычно устанавливают специальные искрогасители: они-то, как глушители, смягчают шум мотора.

На комбайне Портнова искрогасителей не было. А ведь сухой хлеб на корню да такие же сухие солома и полова легко воспламеняются.

Пожар в поле в сухую погоду очень опасен. Чтобы не допустить «красного петуха», строгие правила уборки хлебов требуют: обязательно устанавливать искрогасители, тщательно очищать выхлопные трубы, после работы отводить машины на опаханные участки — ведь вспаханная земля не загорится, как сухая стерня.

Много еще есть мудрых советов в противопожарных правилах для токов и полей, на которых идет уборка. И тут, пожалуй, Каляге надо было разыскать председателя колхоза «Рассвет» и сказать ему, что лодырь Красноштан никак не может осилить простую вещь: выписать заявки на искрогасители, что комбайнер Портнов нарушает противопожарные правила, работая без этих гасителей. Ведь Каляга человек опытный, бывалый. Он-то знает, что все это может привести к большой беде.

Нет! Не разыскал Дмитрий Акимович председателя, не предупредил его, не образумил. Может быть, при этом Каляге пришла в голову плохая пословица: «Моя хата с краю». Кто знает? А беда была не за горами…

Докашивали последние делянки. Коля Перепелкин, закончив работу с Кустовым, перешел к комбайнеру Портнову, который не успевал разделаться с отведенным ему участком.

К Портнову Колю назначил Каляга, а Кустов дал парню самую лучшую рекомендацию. Историю с чертежом Коле простили. Все видели, что Коля работал старательно, только и думал, как бы ему все порученное выполнить получше, вину свою загладить. В этом он был прямой противоположностью Портнова.

Коля Перепелкин стоит обычно у рулевого колеса точно из бронзы вылитый. Переводит рукоятки штурвала быстро, точно. Чуть заметное движение руки, и, глядишь, повернулся штурвал, приподняты ножи комбайна и гладко обстрижен холмик, что попался на пути. Не было такого, чтобы Перепелкин прозевал даже маленькую горушку или низинку.

Портнов прикидывал в уме, сколько же скошено за день. И выходило: маловато. Вот и подумал Портнов о том, что через час надо включить фары, а в темноте, хочешь не хочешь, скорость придется сбавлять.

«Вот бы этот оставшийся квадрат поскорее убрать!» — подумал Портнов и крутанул в воздухе рукой, показывая штурвальному, что, дескать, надо работать быстрее, а потом просигналил трактористу Шкварикову прибавить газ.

Загудел мотор, рванул вперед, точно пришпоренный конь, из выхлопной трубы вырвался пучок вертлявых искр, и взвилось пламя к самому мостику комбайна.

Пожар!..

Когда нет искрогасителя, нет никакой гарантии, что полова с пылью не загорятся у сильно накалившейся выхлопной трубы. Так оно и случилось.

Сначала бледные языки пламени, точно светлые змейки, побежали по стерне. Без шума, без запаха бегут эти предательские огоньки. А потом вдруг взвился в небо высокий сноп пламени. Раздался треск, точно на огромной сковородке жарили пышки, не жалея масла. И сразу же разнесся запах гари.

Горел нескошенный хлеб. Обуглившиеся зерна пшеницы пулями вылетали из колосьев. Загорелся блестящий, точно шелковый, промасленный комбинезон Шкварикова. Тракторист остановил трактор, соскочил на землю и ну кататься! Погасил на себе пламя, бросился к трактору, повел комбайн прочь от огня.

Куда там! Разве в море сухой пшеницы убежишь от огня? Длинные языки пламени подбираются к копнителю, огонь полыхает вокруг комбайна, бежит по хлебам, бушует, рвется к небу.

Беда!

Спрыгнул Портнов с мостика прямо в жнивье и побежал что есть духу. Однако не растерялся штурвальный Перепелкин.

Увидев огонь, Коля сорвал с комбайна огнетушитель и бросился к огню, туда, где стерня соединялась с нескошенным хлебом. Струя вспененной жидкости ударила по пламени и точно подрезала его ножом. Пламя упало.

А копнильщица размотала тем временем большой брезент. Он был грязный, дырявый. Видимо, им уже не раз тушили огонь.

Эх, не припас Портнов лучшего брезента! А ведь мог сделать это. Надо было побеспокоиться, сходить на склад. Наверное, подумал: «Денег за это не платят…»

Копнильщица стала накрывать брезентом огонь, но пламя вырывалось из дыр.

От едкого дыма болели глаза, слезы текли по щекам копнильщицы. Но это было к лучшему: слезы оберегали от огня ресницы.

Подбежал тракторист Шквариков. Высоко поднимая ноги, он ступал по брезенту, подминал огонь, давил его.

Тушили огонь молча. Опасность заставляла двигаться быстро, действовать четко.

Но огнетушитель оказался неполным. Пенистая жидкость то вырывалась, то застревала. Из красного баллона вырывались хрипы. Эх, были бы лопаты! Накопать бы земли, засыпать дыры в брезенте, перекрыть бы землею дорогу огню. Но лопат нет. Только завтра обещал Красноштан оформить заявки на лопаты. Завтра!..

Пока удалось погасить огонь только с одной, подветренной стороны комбайна. И это было правильно. Начни они гасить с другой стороны, ветер перенес бы пламя на комбайн и на трактор. Сгорели бы машины, взорвались бы баки с горючим…

Тракторист Паньков пахал соседнее поле,