Windows on the World - Фредерик Бегбедер

На самом деле никто не думал, что башни могут рухнуть. Слишком все полагались на технологии. Странное отсутствие воображения. Вера в превосходство реальности над вымыслом.

«Это все равно что сидеть в камине», – говорит один из пожарных в «Аде в поднебесье» Джона Гиллермина (фильм вышел в 1974 году, как раз когда открылся Всемирный торговый центр). Наверное, полиция не пыталась организовать спасение по воздуху потому, что копы видели этот фильм-катастрофу: там пытаются спасти людей, уцелевших при подобном пожаре и запертых в банкетном зале на последнем этаже небоскреба, спуская им трос с вертолета. В фильме вертолет падает на крышу и разбивается. Может быть, в 9 час. 14 мин. полиция побоялась сделать вымысел реальностью.

Уже полчаса у нас под ногами горит самолет

Эвакуации как не было так и нет

Мы становимся орущим металлом

Люди висящие на окнах

Люди падающие из окон

Забытое кресло на колесиках

Письменные столы на козлах без козел

Брошенный на ксероксе степлер

Перевернутые каталожные шкафы со всеми ящиками

Ежедневник, полный назначенных важных встреч

Сводка погоды: сегодня утром обещают 26 градусов, без осадков

Все стекла полопались

Пылающая жидкость в шахтах лифтов

58 лифтов, все не работают

Белый мрамор в офисах забрызган кровью

Два коридора с галогеновыми лампами, словно пунктир на потолке

Охряное пламя в голубых завитушках

В воздухе летают бумаги, как в День независимости

Люди со всего мира

United Colors of Вавилон

Ладони в клочьях

кожа свисает с рук

словно платье от Иссеи Мияке

Красивые женщины в слезах

Куски самолета на эскалаторах

Красивые женщины заходятся в кашле

Никакого контакта с внешним миром

Разбитые бело-синие тарелки и чашки

Все сумрачно пыльно мертво грязно

Тишину прорезают сирены

Куски человеческих лиц перед кофейными автоматами

Замкнутое пространство, а внизу огонь

Мы спеклись

Мы поджариваемся как цыплята

Мы коптимся как лососи

Сирены внутри здания

Dust in the wind

All we are is just

Dust in the wind[76]

Фигуративные картины текут от жара

И превращаются в абстрактную живопись

Ливень из человеческих тел на Плазе.

Я часто спрашивал себя, почему люди при пожаре прыгают вниз. Просто они знают, что умрут. Им не хватает воздуха, они задыхаются, они горят. Все равно конец, так уж лучше быстрая смерть, и чистая. «Jumpers», «прыгуны» – не депрессивные субъекты, а разумные люди. Они взвесили все «за» и «против». Они решили, что лучше падать с головокружительной высоты, чем обугливаться, как колбаски, в задымленной комнате. Они выбирают прыжок ангела, вертикальное «прощай». У них нет иллюзий, хотя некоторые пытаются использовать куртку как парашют. Они не хотят упустить шанс. Они вырываются на свободу. Они – люди, потому что предпочитают сами выбрать свою смерть, а не гореть заживо. Последнее свидетельство собственного достоинства: они сами решат, когда покончить счеты с жизнью, вместо того чтобы покорно ждать. Никогда слова «свободное падение» не были так осмысленны.

Что ты несешь, Бегбедер несчастный! Если от 37 до 50 человек бросились в пустоту с высоты Северной башни, то просто потому, что не могли иначе, их толкало удушье, боль, инстинкт самосохранения, просто это не могло быть хуже, чем находиться внутри удушающей жаровни. Они прыгали потому, что снаружи было прохладнее, чем внутри. Знаешь, можно быть специалистом по плавке, но плавиться самому – это немножко другое. Спроси любого пожарного, он тебе объяснит. «Прыгуны» находятся на такой высоте, что не воспринимают опасность. Они в полубессознательном состоянии, у них адреналин зашкаливает, они в такой панике и шоке, что почти впадают в экстаз. Ты прыгаешь с 400-метровой высоты не потому, что ты свободный человек. Ты прыгаешь потому, что ты затравленное животное. И не затем, чтобы остаться человеком, а потому что огонь превратил тебя в зверя. Пустота – не обдуманный выбор. Просто это единственное, на что приятно смотреть сверху, сюда хочется попасть, здесь не полосуют тебе кожу раскаленными добела когтями, не вырывают пылающими клещами глаза. Пустота легка. Пустота – это выход. Пустота приветлива. Пустота протягивает тебе руки.

ОК, Картью, раз уж ты заговорил таким тоном, я лечу в Нью-Йорк. Нет, башня «Монпарнас» – это не третья башня Всемирного торгового центра. Да и все равно моя жизнь тоже начинает напоминать фильм-катастрофу: сегодня утром, в 9.18, моя любовь ушла от меня. Флобер писал: «Я путешествую, чтобы проверить, правда ли мои сны». Я должен проверить, правда ли мой кошмар. Чтобы покончить с собой, я лечу «конкордом». Я помню, что этот сверхзвуковой лайнер, созданный при де Голле в 60-х годах, но торжественно введенный в эксплуатацию при Жискаре д'Эстене в 1976-м, имеет неприятное свойство время от времени падать на дома парижских пригородов. Так что я забронировал билет – люблю рисковать. Я авантюрист, я экстремал. Сколько стоит билет? 6000 евро в один конец, цена одной юбки от Шанель; не так уж дорого за то, чтобы повернуть время вспять. Потому что рейс «Париж–Нью-Йорк» на «конкорде» – это машина времени, придуманная Гербертом Уэллсом: самолет взлетает в 10 часов утра и приземляется в 8 часов утра, то есть до того, как меня бросит Амели. Через три часа я буду в Нью-Йорке, остается два часа.

Настоящее путешествие во времени начинается с холла семидесятых годов. Lounge seventies. Я воображаю, что пишу об Одиннадцатом сентября, но на самом деле я пишу о 70-х: десятилетии, когда возник Всемирный торговый центр, и башня «Монпарнас», и связывающий их «конкорд». Стюардессы в бежевых костюмах с пухлыми коллагеновыми губами, стюарды с загаром из солярия, белые кресла, стены с мягкой обивкой, как в психбольнице, деловые люди, не отрывающиеся от ноутбуков, бизнесвумен, вооружившиеся ручками «Пайлот»: все устаревшее, как в «Космической одиссее-2001». 2001-й был два года назад: мечта Кубрика 70-х годов не осуществилась. Мы не летаем на Луну под вальсы Штрауса; вместо этого «боинги» призданиваются под вопли муэдзинов.