📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгСовременная прозаТом 9. Мастер и Маргарита - Михаил Афанасьевич Булгаков

Том 9. Мастер и Маргарита - Михаил Афанасьевич Булгаков

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 21 22 23 24 25 26 27 28 29 ... 180
Перейти на страницу:
«Мастер и Маргарита». Эти эпизоды менее всего понятны для неподготовленного читателя. Говорят о «какой-то чертовщине», дьявольщине, гадают, верил ли сам автор во все то, что «нагородил» в своем романе.

Фантастика привлекала Пушкина, Гоголя, Достоевского. Об использовании фантастики в русской и зарубежной литературе написано много книг и статей. Так что в разработке этой проблемы Булгаков выступил продолжателем всего лучшего, что накопилось в мировой литературе.

В статье И. Лапшина «Эстетика Достоевского» фантастика делится на три рода — наивную, трансцендентную, имманентную: «Фантастика имманентная, в которой художник нарушает правдоподобие в известном отношении, делая какое-нибудь невероятное допущение внешнего характера, чтобы при помощи подобного допущения раскрыть в весьма правдоподобной форме какие-нибудь человечески значительные переживания...»

В статье Достоевского об Эдгаре По как раз о такого рода фантастике и говорится. По мнению Достоевского, Эдгар По «только допускает внешнюю возможность неестественного события (доказывая, впрочем, его возможность, и иногда даже чрезвычайно хитро) и, допуская это событие, во всем остальном совершенно верен действительности». Эдгар По «почти всегда берет самую исключительную действительность, ставит своего героя в самое исключительное внешнее или психологическое положение».

Вот и Булгаков ставит своих героев в исключительное положение, чтобы добиться высшего психологического эффекта, не забывая о внешнем правдоподобии самых невероятных и фантастических происшествий.

Булгаков, создавая свой фантастический мир, прекрасно понимал, что ему никто не поверит, если это все невероятное не будет достаточно глубоко и правдоподобно мотивировано. «Никто не станет читать вашей фантастической поэмы, если в ней рассказывается, как в вашу комнату влетел шестикрылый ангел и поднес вам прекрасное золотое пальто с алмазными пуговицами», — писал Вл. Соловьев (Соч. Т. 6. С. 411).

Многие критики и ученые пытаются сейчас выяснить истоки творческого замысла «Мастера и Маргариты», называют многих его предшественников, Гоголя, Гофмана, Салтыкова-Щедрина, Достоевского. Особенно в этом отношении заслуживает большого внимания обстоятельная работа И. Ф. Бэлзы о традициях мировой литературы в творчестве Михаила Афанасьевича Булгакова. Но среди учителей Булгакова, к сожалению, Валерия Брюсова, в сущности, и не называли. А между тем «Огненный ангел», насыщенный фантастикой и точным изображением нравов далекой эпохи Германии, мог бы послужить Булгакову до известной степени примером такого мастерского сплава разнородных художественных пластов.

Валерий Брюсов неоднократно выступал за прозу раскованную, не стесненную стремлением к бытовому правдоподобию. Мысль художника — вот главное, что должно интересовать в произведении, а в какую форму она будет одета — это не так уж важно, главное — чтоб она была совершенна.

Фантастические сюжеты давно привлекали его. Разумеется, он читал исследования Вл. Соловьева, Д. Мережковского (в частности, «Гоголь и черт». М., 1905).

В. Брюсов заинтересован в том, чтобы все эти необыкновенные приключения, фантастические события, неправдоподобные факты были восприняты читателем как реальные, происходившие в жизни. И делает все от него как художника зависящее, дабы читатель поверил в его повествование как достоверное. Отсюда — «Предисловие русского издателя», в котором говорится, что это всего лишь русский перевод, а подлинник хранится в частных руках. В. Брюсов подчеркивает, что автор этого повествования стремился добросовестно, «беспристрастно и верно описать то, что он пережил». «Пусть читатель не сомневается в том, что здесь рассказывается, ведь лучшие умы тех веков не только верили в сношения с дьяволом, но и посвящали этому вопросу отдельные работы» (Брюсов В. Огненный ангел. Повесть XVI века. М., 1908. С. 12). «Не верить в деяния ведьм — высшая ересь», — говорилось в специальной папской булле. Так что вера в таинственные, потусторонние, необъяснимые силы долго жила в сердцах не только простых людей, но и крупных ученых того времени (В. Брюсов ссылается на Кеплера, Жана Бодэна, Абруоза, Парэ).

Содержание своей «Правдивой повести» «очевидец» формулирует так: здесь рассказывается о дьяволе, не раз являвшемся в образе светлого духа одной девушке и соблазнившем ее на разные греховные поступки...

М. Булгаков несомненно использовал кое-какие демонологические мотивы В. Брюсова, натолкнувшего его на разработку подобного сюжета. Пусть М. Булгаков этот сюжет разработал ярче, глубже, но факт остается фактом.

Рупрехт рассказывает, в сущности, очень простую, если не сказать банальную, историю: бывалый воин, храбрый, мужественный, бесхитростный, возвращается на родину, мечтает повидать отца, мать, родных и близких, показать им, что он стал на ноги, приобрел состояние и положение в обществе: «Я часто мечтал о деле и о труде, как о самых благородных радостях». И вдруг, случайно, он встретился с молодой женщиной, привлекательной, но не такой уж и красивой, чтобы влюбиться с первого взгляда. Его увлекала возможность дорожного приключения, он вовсе и не предполагал, что его новая знакомая — припадочная, что она болеет особой формой меланхолии — ведовейством. В конце концов Рената погибает на костре инквизиции. А он вспоминает о тех событиях, которые привели ее к такой печальной участи.

Разумеется, не стоит сравнивать то, что увидел Рупрехт, с тем, что увидела Маргарита, так же и таким же чудесным способом оказавшаяся на шабаше. Эти картины, пожалуй, одинаково ярки, красочны, забавны, одинаково пронизаны искрометным юмором и едкостью, направленные против веры в чудесные, инфернальные силы. Но важно здесь другое: В. Брюсов никогда не забывает читателя, давая ему возможность самому разобраться в том, сон это или фантастическая явь: «...с одной стороны, многое говорило за то, что страшный мой полет на «шабаш» был только сонным видением...» «С другой стороны, связность и последовательность моих воспоминаний далеко превосходили все, что обычно имеет место по отношению ко сну...»

Такое отношение к фантастическому, чудесному было традиционным и в русской, и в мировой литературе. Художники обычно должны как-то мотивировать подобные явления, чтобы не утратить читательскую веру к происходящим событиям. Такой ссылкой В. Брюсов восстанавливает доверие читателей в правдоподобность показанного. Так что уже в «Огненном ангеле» Валерий Брюсов рассказывает о таких фантастических явлениях, которые кажутся читателю правдоподобными. Вспомним слова Вл. Соловьева о «подлинно фантастическом»: «оно не является, так сказать, в обнаженном виде», оно не должно наполняться «мистическим смыслом жизненных происшествий», а скорее «должно указывать намеками на него», фантастическое всегда можно, хотя бы формально, объяснить «из обыкновенной всегдашней связи явлений».

Это Булгаков прекрасно понимал. Вот почему появление Воланда и его «шайки» глубоко мотивируется. Фантастическое и у Булгакова никогда не является в обнаженном виде. И уж, конечно, не вызывает принудительной веры в мистический смысл жизненных происшествий.

В «Братьях Карамазовых» есть фантастическое, где такая же точность в деталях, подробностях описаний портрета, речи, интонации и вместе с тем невероятность появления черта у Ивана Карамазова, все его философские и этические споры, необыкновенная конкретность всего этого жизненного происшествия.

1 ... 21 22 23 24 25 26 27 28 29 ... 180
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?