Опаловый кулон - Маргарет Уэй

— Ты сбросил меня со счетов? — Она замерла в неподвижности.

Он кивнул.

— Мне пришлось это сделать. — Ведь ради нее он готов был перевернуть небо и землю. — Ну а ты? У тебя есть кто-нибудь?

Она откинула волосы со лба. Голова у нее разламывалась.

— Люди приходят и уходят, Райф, — сказала Элли, старательно избегая его взгляда.

— Надолго ты приехала?

— На неделю. Дольше не могу. Чудесно быть дома. Здесь чувствуешь такой покой.

— Даже если вернуться тебя заставила только смерть отца?

Она печально взглянула на него своими прекрасными глазами.

— Ты все знаешь о нашей семье, Райф. Ты знаешь, почему я не плачу, хотя и скорблю. Как и Брод.

Отец никогда меня не любил.

Он изо всех сил старался сдержаться. Один шаг.

Одна ошибка — и он сожмет ее в своих объятиях.

— Я любила тебя. Ты был моим миром. — Под взглядами стольких глаз Элли удавалось сохранять видимость спокойствия, но голос ее дрожал.

— Но не могла успокоиться, пока не попробуешь и чего-то другого?

— Если бы дело заключалось только в этом! — воскликнула она. — Я была слишком молода, Райф.

Я не могла справиться с тем, что было между нами.

— Ну, теперь это уже не важно, — отозвался Райф.

Грант последовал за тоненькой, одетой в черное фигуркой Франчески.

— Как ты себя чувствуешь после такого перелета? — Его открытое, энергичное лицо выражало искреннее беспокойство.

— Я выглядела глупо, да?

Он посмотрел на нее сверху вниз и улыбнулся.

— Я бы и сам наверняка упал в обморок после стольких часов полета.

Ей стало смешно. Он просто-таки излучал силу.

— По крайней мере ты оказался рядом и не дал мне упасть. — Спустя буквально несколько секунд после того, как вошла в здание аэровокзала, Франческа рухнула словно подкошенная.

— У меня было такое чувство, будто я подхватил цветок. — Грант видел перед собой лицо, которое считал самым прекрасным на свете. Элли, та из Кинроссов, что разбила сердце его брата, обладала яркой, возбуждающей красотой. Ребекка, приехавшая писать биографию Фи, тоже была красива, но так холодна и сдержанна, что казалась изваянной изо льда. А это прелестное существо излучало тепло и обаяние, ее окутывала аура невинности.

— Не думай, Грант, — мягко поддразнила она его, я гораздо сильнее, чем это кажется.

Роза, растущая в пустыне! Какой прелестный у нее голос. Она неизменно вызывала у него представление о розе. О бледной розе в вазе из чистого серебра.

— Ты не поверишь, но, по-моему, жара — это великолепно. Дома сейчас жуткая погода: холод, сырость. Спасибо тебе, Грант, за то, что прилетел за мной. Я знаю, ты занятой человек.

— Мне не хватает часов в сутках. У меня большие планы. Я хочу… — Он осекся и виновато посмотрел на нее. — Прости. Ты проделала весь этот путь не для того, чтобы выслушивать фантазии Гранта Кэмерона.

— Нет-нет, рассказывай. — Она взяла его под руку. — Я, разумеется, знаю о твоей вертолетной службе. Но ты хочешь открыть собственную авиалинию, чтобы обслуживать внутренние районы страны.

Так? Перевозить пассажиров и грузы?

Он бросил на нее удивленный взгляд.

— Кто тебе это сказал?

— Мне сказал Брод. — Франческа остановилась и посмотрела на своего спутника, в который раз восхищаясь медными сполохами в массе его густых золотистых волос и блеском светло-карих, почти топазовых глаз. — Брода очень интересуют твои планы. Меня тоже.

Явная искренность ее слов тронула его.

— Это замечательно. — Грант широко улыбнулся. Но ты уверена, что у тебя есть время? Я думал, ты возвращаешься домой, к своей шикарной жизни, не позже чем через неделю?

— Должна сказать тебе, Грант Кэмерон, что нахожу здешние места намного шикарнее.

Где еще можно встретить подобный величественный дворец, одиноко стоящий посреди такой необычной и дикой красоты австралийской пустыни?

Где еще можно встретить такого потрясающего мужчину? Возможно, ее ждет лишь душевная боль, короткий роман без будущего, но одно было ясно как день: Грант Кэмерон притягивал ее, словно огонь — мотылька.

Много времени спустя после того, как все ушли спать, изнуренные событиями дня, Ребекка пошла поискать что-нибудь от головной боли. У нее уже давно не случалось ничего подобного — вероятно, даже поднялась температура. Ей казалось, что все ее тело горит. Она зашла в соседнюю ванную комнату посмотреть, не осталось ли там аспирина.

Одна таблетка. Мало. Надо взять внизу, в комнате первой помощи. Там запасов как в аптеке. Голова гудела, прокручивая снова и снова события того страшного дня. Она не могла забыть последние слова Стюарта Кинросса:

— Нет уж, вас он не получит.

Она помнила, как пришпорила Джибу и понеслась прочь. Бедняжка Джиба! Ее пришлось пристрелить. Фи, Элли и Франческа всячески поддерживали Ребекку, а вот Брод не приближался к ней и на десять футов. Конечно, к нему все время подходили люди, он был занят, но от нее он держался на расстоянии, словно от ядовитой змеи, с горечью думала она.

И еще он ничего не знал о ее браке, который кончился катастрофой. Брод предлагал ей поговорить с ним, но Ребекке казалось невозможным говорить о том жутком времени.

Зачем вспоминать об ужасной ошибке, которую она совершила, о том, сколько она плакала, о позорном поведении Мартина?

Ребекка плотнее запахнула халат и туго завязала пояс. Ей не на что надеяться. Теперь до конца придется жить с этим чувством вины. Реальным или воображаемым.

Ей показалось, что она услышала какой-то звук, и на минуту Ребекка замерла. Она немного постояла — никого. Просто тихие звуки освещенного приглушенным светом старого дома.

Ребекка почти бегом бросилась по коридору, потом повернула направо, к большой, хорошо оборудованной комнате первой помощи. На пастбищах аутбэка то и дело происходили несчастные случаи, большие и малые. В Кимбаре были всегда к ним готовы. Когда она щелкнула выключателем, свет почти ослепил ее, отразившись от белых стен и мебели.

Ребекка увидела отражение своего испуганного лица в зеркале на дверце шкафчика, и ей показалось, что она бледна, как привидение.

Подойдя к шкафчику, где хранились болеутоляющие средства, Ребекка стала рассматривать упаковки.

— Я так и думал, что это не сон, — произнес низкий выразительный голос у нее за спиной.

— Брод! — Она резко повернулась, покраснев от волнения и уронив упаковку с лекарством на пол, выложенный черной и белой плиткой.