Как убивали партию. Показания Первого Секретаря МГК КПСС - Юрий Прокофьев

Иван Кузьмич сам ночью писал свое выступление, сам к нему готовился, и, может быть, не сними Власов свою кандидатуру или баллотировался бы кто-то другой, не Полозков, — Ельцин бы не прошел. Как бы плохо ни относились к Полозкову, к Ельцину — не лучше: ведь он выиграл с перевесом всего в четыре голоса!

Потом Горбачев мне сказал: «Знаешь, это голосование подтасовано». Я убежден, что так оно и было. Это электронное голосование проводил бывший начальник Вычислительного центра в Верховном Совете России. Уже после 1991 года он был освобожден за различные махинации, связанные с продажей электронной техники. Некоторое время его продержали заместителем председателя Москомимущества, потом и оттуда убрали. Личность достаточно одиозная, скользкая. Я с ним сталкивался, когда уже работал в коммерческой структуре, и примерно представляю, какой это человек.

И, наконец, четвертый случай, когда на моих глазах Горбачев использовал Полозкова как марионетку. Это произошло на Внеочередном III съезде народных депутатов России, когда попытались освободить Ельцина от обязанностей Председателя Верховного Совета. Все было подготовлено.

Вдруг совершенно неожиданно для всех Полозков встал и сказал: «Ребята, давайте жить мирно, не надо голосовать против Ельцина». Это ошарашило и делегатов, и руководителей делегаций, потому что договаривались о другом. И Ельцин остался Председателем Верховного Совета РСФСР…

Никогда я не был высокого мнения о Полозкове, знал его способности и возможности — он курировал Москву в качестве заведующего сектором ЦК, и мне приходилось с ним сталкиваться. Так что я представлял себе его уровень как партийного работника.

Избрание Полозкова не давало уверенности в том, что партия будет действовать соответственно сложившимся условиям. Так и случилось.

Многие партийные организации отказались менять свои названия. Меня, например, резко критиковали за то, что у нас осталось название: Московский городской комитет КПСС. Настаивали, чтобы назывался «Московский городской комитет КПРФ».

Но мы не изменили название ни одного районного комитета партии. В ряде организаций даже обсуждался вопрос о создании московской организации. Горбачев над этим смеялся: вот, мол, Прокофьев создаст Московскую партию внутри КПСС. В каждой шутке есть доля шутки, но проводить свою линию мы, естественно, собирались.

Мои отношения с Полозковым сразу же обострились. В тот день, когда его избрали, газетчики и телевизионщики брали у меня интервью. Я сказал, что создание Компартии Российской Федерации состоялось, и объяснил, почему я был против этого. Но если большинство настаивает, сказал я, значит надо создавать. Правда, желательно было, чтобы секретарем избрали менее одиозную фигуру, чем Иван Кузьмич Полозков.

Это интервью вызвало возмущение не только Полозкова, но и многих ортодоксальных коммунистов. Меня обвинили в отсутствии чувства партийного товарищества, в отсутствии поддержки…

* * *

Однако обратимся к XXVIII съезду КПСС — последнему съезду Коммунистической партии Советского Союза.

Делегаты Учредительного съезда, как я уже писал, «перетекли» с российского съезда на этот. Соответствующие были и настроения.

Так что когда я, выступая, сказал о негативном отношении московской организации к созданию Компартии РСФСР, меня зашикали. Я трижды начинал свое выступление, и трижды в зале раздавались шум, свист. Тем не менее я начинал сначала и, в конце концов, завладел вниманием зала, а когда окончил выступление, мне даже аплодировали. Это был не шквал оваций, но все-таки. Уже никакого шиканья или чего-то подобного не было.

Выступая, я говорил, что реакция зала вызвана тем, что политические процессы в Москве развиваются быстрее, чем на периферии, но нынешняя ситуация в партийных организациях столицы, говорил я, максимум через год, а то и раньше обязательно придет в областные организации. «И вам там придется, — говорил я на съезде, — столкнуться с теми же процессами, с которыми сталкиваемся мы сейчас. А ситуация состоит в следующем…» И я начал рассказывать о положении дел в Москве, о работе МГК, о своей позиции и об отношении к Центральному Комитету КПСС.

На XXVIII съезде Генеральным секретарем ЦК остался М.С. Горбачев. Его заместителем был избран В.А. Ивашко.

На съезде были приняты только некоторые изменения в Программе партии и новый Устав. Я участвовал в разработке Устава на первоначальном этапе, еще до съезда партии. Добился того, что в нем остался принцип демократического централизма, а из положения о первичных и региональных партийных организациях слово «федерация» было убрано — КПСС, судя по тексту Устава, оставалась единой партией.

Хотя и поздно, но были приняты новые обязанности члена партии: из Устава убрали тезис об обязательной борьбе с религиозными предрассудками, мотивируя тем, что жестко ограничивать свободу совести и преследовать за религиозные убеждения не годится. В этом вопросе ранее допустили серьезную ошибку: насаждение новой веры при уничтожении старой к добру привести не могло. А по существу насаждали новую веру — в коммунизм как светлое будущее человечества, борясь со старой, православной верой, которая имела более глубокие корни и тысячелетнюю историю и постулаты которой учили добру.

На этом форуме ни один документ не был принят с первого захода или с заранее подготовленными поправками к нему.

* * *

Во время работы съезда состоялись две интересные встречи. Одну из них (я на ней не присутствовал) — с молодыми коммунистами — делегатами съезда — организовал Александр Николаевич Яковлев. Он тогда сказал на встрече неосторожную фразу: «Я сейчас пишу книгу воспоминаний, и там есть такие мысли, за которые, если я их сейчас опубликую, меня на осине повесят».

Когда на следующий день на съезде он отчитывался о своей работе как члена Политбюро (а тогда ввели отчеты членов ПБ о своей деятельности), его перебили. На балконе встал громила-военный и на весь зал закричал: «Пускай Яковлев скажет, о чем он вчера беседовал с молодыми коммунистами и за что его надо на осине повесить».

Этим военным был генерал Александр Иванович Лебедь. Он присутствовал на съезде то ли делегатом от армии, то ли в качестве гостя, так как сидел наверху, на балконе. Оттуда он без всякого микрофона и задал свой вопрос.

И Яковлеву пришлось немного повертеться на трибуне. Но он, как всегда, вывернулся.

Вторая интересная встреча, в которой я уже принимал участие, была встреча Горбачева с секретарями райкомов и горкомов партии. Это они на ней настояли, а их среди делегатов было большинство.

Собрались в зале заседаний Верховного Совета. Узкий зал (потом его перестроили), вмещавший около трех тысяч человек, был заполнен почти до отказа.

Горбачев шел на встречу очень уверенно.

Первой выступила секретарь Брестского горкома партии. Она стала задавать неудобные, неуютные Горбачеву вопросы: как мы можем объяснить жителям причины резкого падения жизненного уровня? Почему партия не оппонирует, не выступает в средствах массовой информации против так называемых демократов, которые ратуют за развал Союза, называют СССР, вслед за американцами, «империей зла», выступают против основ советской власти? Как мы можем все это объяснить?