Сначала забудь ее - Линн Грэхем

Девушка даже не взглянула на Джемайму, а сразу переключилась на Никки.

– Кто она? Работает на тебя? – спросила Джемайма, когда они остались наедине.

– Нет, она сводная сестра Джиджи. Я пока разрешаю ей использовать дом для гостей, когда нужны уединение и тишина. Никки устал, не так ли?

Джемайма посмотрела на малыша, он сунул палец в рот и закрыл глаза. Она невольно улыбнулась, хотя в голове крепко засела мысль о молодой блондинке.

– Ты уморил его. Малыш не привык к таким играм. Мой отец, его дед, уже не так силен, чтобы проделывать с ним такие трюки, как вы сегодня.

– Но он его очень любит, так ведь?

– Да, очень. А у тебя есть дедушки и бабушки?

– Нет, они умерли вскоре после того, как мои родители поженились. Агнесса стала моей няней. Вот, пожалуй, ее я могу назвать бабушкой.

– У меня тоже не было бабушки и дедушки. Мои приемные родители познакомились и поженились достаточно поздно, их родители не дожили до этого счастливого времени.

Карлотта встречала их в холле. Джемайма передала ей спящего Никки.

– Ты очень рано потерял родителей. Как это случилось?

Лучиано молчал.

– Мама была больна? – не унималась девушка.

– Нет. Ты что, намеков не понимаешь? Я не хочу об этом говорить.

С этими словами он резко захлопнул за собой дверь, оставив ее в одиночестве в полном недоумении. Она залилась краской, чувствуя себя назойливой. Ей стало стыдно.

Из-за двери показался Лучиано.

– Я не хочу лгать тебе, но также не хочу говорить правду.

– Прости, пожалуйста.

Джемайма подошла к нему и обняла в знак примирения.

– Я ужасно надоедлива, да? Как говорится, дай мне палец – откушу полруки. Но даже не намекай на секрет, иначе я не успокоюсь, пока не доберусь до правды.

Лучиано усмехнулся, посмотрел на нее сверху вниз. Обеспокоенное лицо, красные от стыда щеки. Его захлестнуло желание побыть в ее тепле, успокаивающих объятиях. Он притянул ее к себе, крепко обнял и прижался губами к ее губам.

Джемайма была поражена, сначала засмеялась, ответила поцелуем на поцелуй. Желание вспыхнуло в ней от одного лишь поцелуя, потребность в его проникновении тоже дала о себе знать.

– О Мадонна, если мы не сделаем это сейчас, я умру от желания, – прохрипел Лучиано, стягивая с ее плеч купальник и высвобождая готовую для ласк грудь.

Он рывком затащил ее к себе в комнату, кинул на постель, спешно стянул с себя плавки. Джемайма была готова принять его в свое лоно. Он обнажил ее полностью. Купальник полетел на пол. Лучиано окинул ее горящим от желания взглядом.

– Как же я люблю их, такие красивые, такие пышные, их я тоже люблю, – комментировал он, переключаясь с груди на бедра. Одним движением развел ей ноги, обнажив розовую влажную плоть. – И это я тоже люблю. Это рай на земле, моя малышка. О боже, я порабощен.

Он прильнул губами к жаждущему соития лону и вознес ее на вершину блаженства. Так чудесно и необычно моментально потерять контроль над собой. Она запустила пальцы в его волосы, вздыхала и ахала. Воздуха не хватало. Она задыхалась от удовольствия. В экстазе выкрикивала его имя. Тело, отяжелевшее от удовольствия, томно опустилось на простыни. Он был сверху. Она лежала, сраженная его чувственностью и ответной страстью, которую он в ней пробуждал.

– Что я такого сделала, что ты так разозлился на меня?

Лучиано вскинул брови, сам не понимая, что на него тогда нашло, просто посмотрел на нее, и его охватило всепоглощающее желание овладеть ею. Это необъяснимо. Ее страстный ответ на ласки успокаивал смятение и неразбериху в его голове. Это за гранью понимания.

Он провел рукой по ее мягкому подтянутому животу, нежно коснулся розового соска. Несколько секунд дразнил ее чувства, щекоча его. Наблюдал, как она извивается на простынях, шепчет его имя. Он перевернул ее на живот. Джемайма возмущалась, но он игнорировал это. Приподнял бедра так, чтобы она была с ним на одном уровне, резко погрузился в раскаленное лоно. Стон Джемаймы дал понять, что он все делает правильно. Непередаваемое сладкое чувство обладания разлилось по венам, ударило в голову. Лучиано начал двигаться с силой. Джемайма чувствовала, как с каждым проникновением нарастает наслаждение. И когда она подумала, что сейчас взорвется от эмоций, он сделал последние движения. Она ощутила невероятный по силе оргазм, будто раскололась на мелкие кусочки, сочащиеся удовольствием.

– Ого! Ничего себе.

Язык не слушался. Она тяжело опустилась на подушки. Лучиано перевернул ее на спину, привлек к себе.

– Ого! Ничего себе, – передразнил он. – Теперь у тебя нет выбора, только выйти за меня.

– Почему? – Джемайма с трудом собиралась с мыслями.

– Я не предохранялся.

Она удивленно вскинула брови.

– Лучиано!

– Незащищенный секс для меня – как признание. Я никогда раньше так не делал. Ни с одной женщиной.

– Хочешь получить трофей или что?

– Я хочу повторить это еще раз. Это лучший секс в моей жизни, малышка.

– Хорошо, потому что я не забеременею от тебя. Я знаю свой цикл.

– В отличие от тебя я не люблю делиться. Мне есть что скрывать.

– Если мы поженимся, между нами не должно быть никаких секретов.

Лучиано приподнялся на подушках и серьезно сказал:

– Отец убил мою мать, когда мне было три года. – Он перевел дыхание. – Она хотела забрать меня и сбежать. Он узнал и спустил ее с лестницы. Я все это видел. Она сломала шею и умерла.

На секунду Джемайма застыла, пораженная ужасной историей, но быстро опомнилась и обняла его еще крепче.

– Как страшно, должно быть, жить с такими воспоминаниями.

– Это мое прошлое.

– Да. Прошлое. – Она сделала акцент на этом слове и принялась целовать его, пока не ушло напряжение.

– Разве это не отпугивает тебя?

– Ни капельки. Меня это тревожит ровно настолько, насколько тревожит тебя.

– Я никому раньше не говорил об этом, меня до сих пор мучают кошмары.

– Кто же успокаивает тебя?

– Агнесса. Она всегда рядом и тоже это видела.

– И что, никто не обратился в полицию?

– У моего отца было слишком много друзей среди высокопоставленных чинов полиции. Смерть матери списали на несчастный случай, ему все сошло с рук. А к тому времени, когда я вырос и мог что-то изменить, он уже умер. Но он бы убил любого, кто свидетельствовал против него, даже меня. Такой была его жизнь. Такой была среда, в которой я вырос. Именно поэтому я поклялся не стать таким, как отец.

– И ты сдержал свою клятву, не так ли?