06'92 - Павел Корнев

И вроде ясно понимаю, что надо свалить из города и переждать, пока всё не успокоится, да только гложет душу червячок сомнения. Если Сивый меня разглядел, то пережидай — не пережидай, прикончат. Тут либо с концами бежать, либо Сивого валить. И не так спонтанно, как вчера действовать собирался, а сначала всё обстоятельно обдумать и подготовиться, чтобы и дело сделать, и не наследить.

Но тогда, получается, и Кирилла-барыгу с Зелёного тоже валить надо? Или уже бесполезно? А ну как он не сам по себе, а на того же Большака работает?

Дерьмо! А ведь ещё и трупы убийц найти могут! И следствие по нападению на ту злосчастную «волгу» идёт! Дерьмо, дерьмо, дерьмо!

Я поднялся с кровати и охнул от боли. И дело отнюдь не ограничивалось разбитой скулой и отдавленными рёбрами, ныли натруженные мышцы спины, плеч и рук. Всё же лопатой поработать вчера пришлось изрядно. Случись всё до армии, сейчас бы и вовсе не встал.

Натянув новые трусы, я отправился на кухню. Из-за закрытой двери дядькиной комнаты слышался храп, так что обошлось без душеспасительных бесед. Я выщелкнул из блистера очередную таблетку цитрамона, закинул её в рот и наполнил стакан холодной водой. Начал запивать — моментально лопнул и закровил уголок рта.

Зараза!

Напившись, я промокнул каплю крови тыльной стороной ладони и погляделся в зеркало. Удивило, что несмотря на разбитую губу, лицо особо перекошенным не казалось. Ещё и без синяка обошлось, как видно из-за прикушенной с внутренней стороны щеки.

К слову, о зубах… Сначала попробовал языком, а затем ещё и пальцем надавил на правый верхний клык, но тот сидел прочно и не шатался. Уже немало.

Немного поколебавшись, я залез в ванну. Принимать контрастный душ летом — чистая профанация по той простой причине, что горячая вода по температуре недалеко ушла от кипятка, а холодная не более чем прохладная, но постоял немного, покрутил вентили смесителя. Сразу кровь по жилам бодрее побежала, и жить уже не так тошно стало. Заодно и бинты худо-бедно отмочил, не пришлось от коросты отдирать. Оставленный отвёрткой порез оказался неглубоким и за ночь не только затянулся, но даже немного поджил.

Щёки заросли колючей щетиной, и я побрился, а только сполоснул под краном станок, и в коридоре задребезжал прикрученный к стене телефонный аппарат. У меня буквально душа в пятки ушла, да ещё противно засосало внизу живота. Член будто бы съёжился как бывает от холодной воды, мошонка скукожилась и попыталась втянуться в промежность. Нестерпимо захотелось стиснуть их в горсти — вроде как защитить самое дорогое, в висках застучал пульс, лоб покрылся испариной.

И ведь — просто телефон звонит, ну чего тут такого?

Наверное, я бы и вовсе не стал брать трубку, но шум мог разбудить дядю, а мне хотелось ускользнуть из дома до его пробуждения. Да и не стоит уподобляться страусу и прятать голову в песок, лучше уж своевременно узнать, что опять случилось плохого, и заранее принять меры к минимизации потерь. И даже если это Кирилл-барыга звонит — что с того?

Но звонил не торгаш, а вовсе даже Андрей Фролов.

— Серый, ты где вчера пропадал? — сходу спросил он в ответ на моё настороженное «алё».

— Дюша, чего тебе не спится? — ответил я вопросом на вопрос, кинул взгляд на настенные часы и хмыкнул. — Стоп! У тебя смена разве не началась ещё?

— Какая, на хер, смена? Мне вчера в ментовку повестку принесли! Звонил тебе, звонил. Никто трубку не брал.

Внутренности вмиг стянуло узлом и не простым, а каким-то особо затейливым из морских, а потом неприятные ощущения опустились куда-то в район паха, и окончательно сделалось нехорошо.

— На фига? — только и выдавил я из себя. — В смысле — вызвали на фига?

— Из-за Геры, наверное, кишки мотать станут, — удивился Андрей. — Тебя не вызвали, что ли? Роме принесли повестку, Лёне и Толстому тоже.

— Обожди, — попросил я, оставил трубку болтаться на проводе и ушёл на кухню.

На краю стола лежал прежде незамеченный мной прямоугольник желтовато-серой бумаги. Бланк повестки оказался заполнен от руки, я не стал даже разбирать неровный почерк и вернулся к телефону.

— Есть повестка.

— Тогда через двадцать минут на остановку подваливай, вместе поедем.

Я угукнул и повесил трубку. Нервное напряжение немного отпустило, но зато проявилась боль в области сердца.

Твою ж мать! Как всё запущено!

Нестерпимо захотелось порыться в дядькиных запасах и принять на грудь стакан портвейна или даже просто креплёного плодово-ягодного вина, но опьянение в грядущей беседе со следователем помочь точно не могло, я выкинул мысли о выпивке из головы и отправился чистить зубы. С разбитой губой это оказалось делом отнюдь не лёгким, но справился как-то.

После я ушёл в комнату, выдвинул ящик с одеждой и озадаченно почесал затылок. От кроссовок вчера пришлось избавиться, и теперь в моём распоряжении имелись только собственные армейские сапоги, надевать которые не собирался при любом раскладе — уж лучше в тапочках похожу! — либо же громоздкие рабочие ботинки дядьки, из разряда тех, что обычно именуются «говнодавами».

Были они воистину неубиваемыми, но при этом на редкость неказисты и побиты жизнью, да и со спортивными штанами смотрелись бы попросту смешно. Худо-бедно с ними гармонировали только мои джинсы. Те были пусть и отечественного пошива, зато варёные по всем правилам. В старших классах я подобно большинству сверстников испытывал непреодолимое желание соответствовать последним веяньям моды, но ни блатом, ни нужным количеством денежных знаков не обладал, вот и выкручивался как мог.

В джинсы я влез без всякого труда и после недолгих колебаний остановил свой выбор на простой синей футболке. Отсутствие рукавов выставляло напоказ порез на левом предплечье, но с разбитой губой беспокоиться по этому поводу точно не стоило.

Оговоренные двадцать минут ещё не вышли, так что я задержался пересчитать скопившуюся на руках наличность. Выложил остатки полученной за участие в автоподставе тысячи, к ним кинул мятые банкноты, которые забрал с тел своих несостоявшихся убийц. Быстро рассортировал купюры по достоинствам и прикинул, что вполне смогу приобрести билет до Москвы и без обмена долларов.

Всего набралось тысяча сто тридцать восемь рублей, поэтому пятьдесят баксов благоразумно брать с собой не стал и заложил серовато-зелёную купюру в томик Рекса Стаута. Ещё кольнуло мимолётное сожаление о впустую потраченной вчера двадцатке, но тут уж ничего не попишешь. Невелика плата, в конце концов. Зато ноги унёс.

Время начало поджимать, я посильнее затянул шнурки великоватых ботинок, схватил пакет со старой одеждой и выбежал из квартиры, захлопнув за собой дверь. А уже внизу, на первом этаже заколебался, не решаясь выйти из подъезда.

Липкой волной страха накатило осознание, что на мне висит уже три трупа, а за такое могут и голову оторвать. А ну как подельники вчерашних убийц пожалуют? Вот выйду сейчас на улицу и словлю заряд картечи.