Безумие! Не тех лечим. Занимательная книга о психотерапии - Манфред Лютц

Естественно, слабоумие встречается и при многих других хронических заболеваниях мозга: иногда при болезни Паркинсона, почти всегда при уже упомянутой болезни Хантингтона, а также при большом количестве локальных изменений мозга, например, при болезни Пика, когда изменения, происходящие в переднем мозге, ведут иногда к довольно сильным эмоциональным срывам. В 60 % всех случаев слабоумия, мы имеем дело со слабоумием Альцгеймера, т. е., оно является наиболее частой формой слабоумия. Сосудистое слабоумие занимает примерно 20 % от общего числа случаев. Эффективного излечения нет. Было создано несколько препаратов, позволяющих замедлить ход болезни на первых стадиях слабоумия. Кроме того, при заболеваниях в старческом возрасте психическую ситуацию можно значительно улучшить, стабилизируя физическое состояние больного: сердце и кровообращение, функцию почек и так далее. Только обеспечив ночной сон больного, мы уже можем получить значительный положительный результат.

Заметное улучшение качества жизни напоминает нам о том, что при заболевании деменцией возникают совсем иные вопросы, чем при излечимых заболеваниях – вопросы удовлетворения основных потребностей. Человек нуждается в помощи, как правило, в начале и в конце своей жизни. Здесь нет ничего плохого, это просто особенность достойного человеческого существования. Обозначать сам факт такой особенности только как болезнь было бы абсурдно. Никому ведь не придет в голову называть болезнью начало жизни только из-за того, что младенец нуждается в помощи и заботе. Но и в самом конце жизни возникает вопрос: правильно ли обозначать необратимое ослабление способностей человека словом «болезнь».

У некоторых людей в конце жизни ослабевают физические способности, хотя умственно они в прекрасной форме. Такие люди нередко страдают от того, что в некоторых учреждениях для пожилых с ними обращаются как с малыми детьми. Я знал одну очень образованную женщину-социолога, страдавшую в старости от болезни Паркинсона: в интеллектуальном плане с ней все было в порядке, но она страдала физически и нуждалась в уходе. Ее оскорбляло то, что в доме для престарелых ей принудительно читали сказки. Но она выдерживала ребячество персонала с честью.

Заболевание слабоумием обнаруживает противоположный феномен. Здесь физические способности часто находятся еще в удивительно хорошем состоянии, но умственные способности ограничены. Умственные способности, которыми обычно люди гордятся на пике своей жизни, снова ослабевают в конце. Пропадает умение быстро считать, делать быстрый и логичный вывод, быстро приспосабливаться к изменившимся обстоятельствам – все те навыки, в которых нас, конечно, значительно превосходит компьютер. Но истинно человеческие способности – любовь, доверие, мягкость, сострадание, благодарность, приветливость, солидарность, радость, радостная жизнь с сознанием неповторимости каждого момента надолго сохраняются даже у больного слабоумием. Иной, вполне нормальный молодой менеджер, точно ориентирующийся в пространстве и времени, наизусть знающий сегодняшние биржевые сводки, нередко забывает, что у него есть жена, которая любит его, и дети, которые в нем нуждаются. Больной же Альцгеймером со стажем забыл, практически, все: он больше не знает, где он, какое сегодня число, он ничего больше не знает, но он все еще помнит, что у него есть жена и дети, которые любят его. Впрочем, умение принимать помощь – такое же ценное человеческое качество, как и способность помогать другим. Но не каждый нормальный умеет это.

Так больной Альцгеймером учит всех нас, нормальных, самому важному в жизни. В то время, как нормальные, затравленные напряженным деловым календарем проносятся по неповторимой жизни, забывая о сегодняшнем дне, поскольку они живут иллюзией, будто жизнь складывается только из отработанного прошлого и будущего, которое еще надо отработать, пациенты со слабоумием, забывшие прошлое и не планирующие будущего, напоминают нам о том, что жизнь происходит исключительно в данный момент. Есть люди, которые свыклись со своей деменцией и вполне удовлетворительно проживают свою жизнь. Естественно, не без помощи родственников и профессиональных служб. Снова и снова больной деменцией попадает в трудные ситуации. Но и у нормальных людей тоже иногда случаются проблемы. Для нормальных людей ужас слабоумия в основном заключается в том, что, по их мнению, хорошая человеческая жизнь подразумевает, что все и всегда надо держать под контролем. Такая жизненная установка не мудра, ведь даже для неслабоумных это – утопия. Мы неизбежно всегда от кого-то или от чего-то зависим. Разговоры с людьми, больными слабоумием, иногда бесцельны, то есть, они не дают запланированного результата. Однако, всегда ли в жизни все должно иметь ожидаемый результат? Древние греки считали, что досуг – это лучшее времяпровождение в жизни, они проводили его бесцельно, но как раз вследствие этого максимально рационально. Нормальные люди, испытывающие постоянный стресс, люди, для которых время – деньги, едва ли в состоянии вести рациональные переговоры, не преследующие каких-либо краткосрочных целей. А ведь текущий момент бесценен, так как неповторим и безвозвратен. Больные деменцией напоминают об этом нам, нормальным.

Больные деменцией, если их не раздражает какая-то сложная проблема, могут быть гораздо приятней, чем нормальные люди. Они не хотят кого-либо одурачить, никогда не лгут, и даже, если они говорят неправду, то говорят ее без злого умысла. Они не злопамятны. Они не чувствуют необходимости как-то себя выделить, так как для них ценным является само человеческое присутствие. Это не значит, что слабоумие – счастливый случай, выпавший на чью-то долю: ни один родственник, который с трудом переносит тяготы, проистекающие от этой болезни, не согласится с этим утверждением. Но слабоумие – это не конец. Более того, в моменты просветления это ярко проявляющаяся жизнь человеческой души.

Начало развития деменции весьма печально для всех участников процесса. Когда начинается ослабление памяти, (причем первой страдает кратковременная память), больные часто попадают в неловкую ситуацию. Например, они переставляют предметы и обвиняют других в том, что те их украли. Когда пациенты не могут найти предметы домашнего обихода, то мучительно страдают вначале от потери самостоятельности. На эту начальную стадию болезни пациенты часто реагируют депрессией. Родственники также с большим трудом привыкают к этой абсолютно новой ситуации.

Однако, многие пациенты скоро вырабатывают большую ловкость, чтобы умело избегать неприятных ситуаций. Я хорошо помню, как нам, ассистентам во время обучения в психиатрической университетской клинике, позволили опросить пациента лет пятидесяти. Мы, шестеро любознательных студентов, обследовали мужчину по всем правилам медицинского искусства. Пациент был любезен, он охотно сообщил, что работает инженером, указал, где учился, рассказал о своем хобби и начал, наконец, говорить о своем браке, в котором имелись определенные проблемы. За это мы и зацепились, ведь мы занимались психиатрией и думали, что психиатрия должна интересоваться, прежде всего, проблемами. Из его рассказа выходило, что в семье доминировала жена, и, по ощущениям нашего больного, не принимала его всерьез. В конце почти часового опроса пациент вежливо поблагодарил нас за беседу, и мы отправились к нашему куратору, который с интересом спросил, что же мы нашли.