Записки наемника - Виктор Гончаров

Вооруженные одними ножами, мы с Перепеловым скользнули вниз по лестнице. Мы были уже в подвале, разделенном на бесчисленное количество комнатушек. В каждой комнатушке могла прятаться смерть.

Мы затаились. Мы ждем, когда за нами придут. Вверху слышатся дикие крики, раздаются автоматные очереди. Снова крики. Оглушительно лопается граната. Их у Эзерина две штуки, одна израсходована. По коридорчику протопали люди. Они волокут раненого. Это душманы. В самый раз напасть на них. Но слишком много трупов озлобит врагов.

Взрывается еще одна граната, слышатся крики и стоны раненых. Чья это граната? Пошел ли Бурлаков со своими ребятами по крыше?

В крепости воцаряется тишина. В подстилке шуршат мыши. Слышится отдаленная стрельба. Примерно через час и она затихает. Неужели Эзерин погиб и не дал сигнал?

По коридорчику кто-то ходит, в проеме мечутся тени. Человек с факелом входит в нашу клетушку: в левой руке факел, в правой – автомат. Перепелов бросается на душмана с ножом. Я вижу злобное ощеренное лицо «духа», он бьет из автомата по ногам. Перепелов успевает достать врага, но сам беспомощно падает с перебитыми ногами. Душман корчится на подстилке с ножом, всаженным в глотку. Я добиваю душмана и, спокойно затоптав факел, принимаюсь перевязывать ноги Перепелова. Сверху на меня наваливается человек, еще один, еще несколько. Перепелов орет от боли. Меня бьют по шее, по затылку, по голове чем-то тупым. В глазах появляется красноватый диск солнца, вспыхивают разноцветные звезды, и сознание погружается во тьму.

Я очнулся в темноте. Голова раскалывалась. Ощупал руками лицо. Сухое, без насохшей крови. Это к лучшему. Подтянул ноги к животу: ничего не болит. Стиснув зубы от головной боли, попытался привстать. Можно и привстать, но вот шеей повернуть нет сил. Кажется, что она разбухла и горит. В ушах стоит постоянный звон. Где Перепелов? «Саша?» – шепчу в темноту. Слышу только шумное дыхание нескольких человек. Глаза начинают различать очертания стен. Свет идет откуда-то сверху, но сейчас ночь. Часов на руке нет. В карманах тоже ничего нет. Я в плену. Но где же Перепелов? Что это за люди вместе со мной?

Почувствовал, что начинает подташнивать. Сотрясение мозга. Где Перепелов? Хочется пить.

Ничего не остается, как дожидаться рассвета. Надо попытаться уснуть. Единственная польза от этого заточения – выспаться. Спать, спать. Расслабляюсь, насколько позволяет мучительная головная боль, которая раскалывает череп. Череп в тепле, в огне, ему приятно, ему хорошо, я медленно засыпаю. Мне снятся воробьи на цветущих ветках сирени. Лиловые соцветья сирени благоухают весенним ароматом. Я вижу зеркальную поверхность озера, в котором плескаются рыбы, и концентрические круги, которые расходятся от рыб, плывут по всему озеру, расширяются до бесконечности, и я плыву в этой бесконечности.

Громкий стук, хрипение и гортанные возгласы прерывают сон. Трещит факел, стены в помещении высокие. Душманы пинками поднимают афганских солдат. Подходят ко мне. Я не шевелюсь. Получаю резкий удар ногой в бок. Перед самым носом вижу ствол автомата. Мне приказывают подняться. Едва я поднимаюсь, как тут же начинают скручивать куском проволоки руки за спиной в локтевых суставах.

Одного за другим нас ведут по извилистым коридорам, выводят на свежий воздух. Едва брезжит рассвет. Афганских солдат ставят в один ряд у стены. Я остаюсь в стороне. Подходят еще какие-то люди. Слышится негромкая гортанная речь. В руках душмана электрический фонарик. Он по очереди подходит к каждому из солдат, светит прямо в лицо, задает отрывистые вопросы. Лица солдат белы от ужаса. Я с трудом удерживаю голову. Некоторых солдат выводят из строя. Звучит короткая команда. Глухо лязгают автоматные затворы. Вспышки выстрелов ослепляют меня, и когда глаза снова привыкают к полумраку, то вместо стоящих солдат вижу валяющиеся тела. Некоторые из солдат еще шевелятся, их добивают.

Меня и троих «отобранных» афганских солдат ведут по пустым улочкам кишлака. Ведут очень быстро, подгоняя ударами кулаков в затылок. Я берегу свой затылок, ему досталось и без того, поэтому все время наступаю на пятки впереди идущему невысокому душману. Он не выдержал, попытался со всего размаха дать мне оплеуху, я отпрянул, и в это время искры посыпались у меня из глаз: идущий сзади ткнулся головой мне в затылок.

Нас вывели из кишлака и повели по ущелью.

Потом мы долго петляли по узким гористым тропинкам, и, наконец, нас ввели в скрытую от посторонних глаз пещеру. Глаза увидали каменные своды. Пленных увели вниз, и мы очутились на каменном грязном полу. Много людей здесь побывало. В углу копошились фигуры. Был слышен негромкий разговор, но стоявшие в голове шум и звон мешали разобраться, на каком языке они говорят.

Я осторожно повернул голову направо: в темноте что-то шевелилось, вздыхало. Напрягая зрение, я долго всматривался в полумрак, прежде чем понял, что это пленные афганские солдаты.

«Выходит, – догадался я, – что я действительно в плену, но отправят ли меня в Пакистан?» Сильнейшее головокружение заставило меня застонать и бессильно опуститься на каменный пол. Боль была невыносима, и я скорее всего помянул черта. Когда боль отпустила, увидел, ко мне подползает человек. С каким ужасом я понял, что это тот самый белобрысый паренек, радиостанцию которого я раздолбал из собственного автомата.

– Ты русский? – услышал я шепот. Я молчал.

Радист подполз совсем близко, удостоверился, что я одет в форму советского десантника, потом заглянул мне в глаза. Гримаса боли исказила его лицо. Он поднял руки, чтобы вцепиться мне в горло, но я ногой отбросил радиста от себя. Сверху послышался шум, к нам спустился сторож с горящим факелом. Он удостоверился, что все в порядке, поднялся наверх. Вскоре прозвучала команда, сверху снова спустились люди, пинком подняли меня на ноги и повели наверх. Там же, в пещере, но при дневном свете, который падал неизвестно откуда, меня поставили перед душманом с чистой пышной бородой.

– Твое имя? – сразу спросил переводчик, безбородый, в остатках европейского платья.

Я молчал.

– Если ты будешь молчать, тебе будет плёхо-плёхо, – сказал переводчик.

– Крутиков Петр Вячеславович, – назвался я по легенде. Лицо человека в тюрбане несколько посветлело. Он смотрел как горилла – прямо в глаза, постепенно приближаясь. Я попытался отвернуться от еще ближе наклонившегося незнакомца, но боль в шее остановила меня.

Душман быстро заговорил, поглядывая то на меня, то на переводчика. Мысли мои смешались, расплылись в каком-то красном дыму, ноги подкосились. Я зашатался и упал. Двое душманов, зло переговариваясь, подняли и поставили меня на ноги. Я слышал слово «шурави», понимал, что речь идет обо мне, но у меня не было сил даже стоять. Затем меня вытолкали на свет. Через некоторое время из пещеры показались двое душманов, которые вели под руки радиста. Его водрузили на ишака, и все двинулись в путь.

Еще не совсем стемнело, и слева от себя я видел высоченную отвесную стену, справа – глубокую, уже покрытую черным покрывалом ночи, пропасть. Банда двинулась по узкой тропе, как бы врезанной в отвесную каменную стену. Головокружение мешало сосредоточиться. «Что делать с радистом?» – мучила меня мысль. «Может, столкнуть его вместе с ишаком в пропасть?»