Сексуальный дерзкий парень - Кристина Лорен

– Ты вообще понимаешь, Миа, что у тебя большие неприятности? Слышишь меня? Очень большие! Или ты думаешь, что я буду помогать тебе с Бостоном после всего этого? Если так, вынужден тебя разочаровать!

Я швыряю телефон на постель, отец все еще кричит что-то в трубку, но вода, которую я выпила, настоятельно просится наружу. Ванная находится рядом со спальней Анселя, дверь в нее открыта, и я бросаюсь через всю комнату туда, падаю на колени перед унитазом, и теперь к унижению от того, что Ансель слышал оскорбления отца по телефону, добавляется новое – он видит, как меня рвет. Опять.

Я пытаюсь встать, чтобы умыться, пытаюсь нашарить ручку унитаза, чтобы спустить воду, но падаю, падаю набок от слабости и оказываюсь на прохладной плитке.

– Миа… – Ансель опускается на колено рядом со мной и берет меня за руку.

– Я просто посплю здесь, а потом умру. Я почти уверена, что Харлоу обязательно пришлет за моим телом одного из своих слуг.

Смеясь, он сажает меня, а затем стягивает рубашку и подкладывает мне под голову.

– Да перестань, Сериз, – бормочет он, целуя меня за ухом. – Ты горишь. Давай-ка я поставлю тебя под душ, а потом мы отправимся к врачу. Я начинаю волноваться за тебя.

* * *

ВРАЧ моложе, чем я ожидала. Это женщина лет тридцати с легкой улыбкой и очень профессиональным взглядом. Пока медсестра осматривает меня, врач разговаривает с Анселем, уточняя симптомы, и он рассказывает ей, что со мной случилось. Я понимаю, только когда он произносит мое имя, а в остальном полностью полагаюсь на него, надеясь, что он ничего не перепутает. В моем представлении его рассказ должен выглядеть как-то так: «Секс был великолепен, а потом мы поженились, и вот она здесь. Помогите мне! Она блюет не переставая, и это ужасно неловко. Ее зовут МИА ХОЛЛАНД. Есть у вас какая-нибудь служба, которая отправляет американских девушек обратно в Штаты? Мерси!»

Повернувшись ко мне, врач задает несколько вопросов на ломаном английском:

– Какой симптомы?

– Лихорадка, – отвечаю я. – И я не могу удержать в себе никакую пищу.

– А каков был ваш самый высокий… эээ… температура до приехать сюда?

Я пожимаю плечами и смотрю на Анселя.

Он произносит:

– Environ, ah, trente-neuf? Trente-neuf et demi?[10]

Я смеюсь. Не столько потому, что понятия не имею, что он только что сказал, сколько потому, что до этого момента я даже не знала, что у меня температура.

– Может ли быть такое, что вы есть беременный?

– Хм. – теперь мы с Анселем смеемся оба. – Нет.

– Вы не возражать, мы проведем на анализ и заберем у вас немножко кровь?

– Чтобы проверить, не беременна ли я?

– Нет, – с улыбкой уточняет она. – Просто анализ.

Я вдруг замираю при этих ее словах, пульс у меня просто зашкаливает.

– Вы думаете, у меня какая-то страшная болезнь крови?! И поэтому вам нужен анализ?

Она качает головой все с той же улыбкой:

– Простите, нет, я думаю, что у вас есть желудочный вирус. А кровь… ну… – Она подыскивает слово несколько секунд, а потом беспомощно смотрит на Анселя. – Ça n’a aucun rapport?[11]

– Одно с другим не связано, – переводит он. – Я подумал… – начинает он и смущенно улыбается врачу. Я во все глаза смотрю на эту стеснительную версию Анселя. – Я подумал, раз уж мы все равно здесь… может быть, нам сделать стандартные анализы, ну… всякие… связанные с половой жизнью…

– О, – доходит до меня. – А. Да.

– Хорошо? – спрашивает он. – Она возьмет и у меня те же самые анализы сразу.

Не знаю, что меня удивляет больше: то, что он, кажется, переживает из-за моего ответа, или то, что он просит врача проверить нас на ЗППП в тот момент, когда я безостановочно блюю, то есть он думает, что у нас еще будет когда-нибудь секс. Я тупо киваю в ответ и послушно протягиваю руку, когда медсестра перетягивает ее резиновым жгутом. В другой день, если бы я не вытошнила минимум половину себя, я бы обязательно нашлась что сказать в такую минуту. Что-нибудь умное. Но сейчас – нет. Я могу только пообещать постараться работать кулаком, если она сможет заставить мой желудок заткнуться на десять благословенных минут.

– Вы принимаете контроль рождаемости или хотите рецепт? – спрашивает врач, переводя взгляд с медкарты на меня.

– Таблетки.

Я вижу, как Ансель украдкой смотрит на меня, и задумываюсь: интересно, красиво ли выглядит румянец на коже такого зеленого цвета, какой у меня сейчас?

Я ПРОСЫПАЮСЬ от того, что чьи-то губы осторожно касаются моего лба, и заставляю себя открыть глаза.

Небо прямо у меня над головой, оказывается, не галлюцинация и не имитация, как я думала всю неделю. Квартира Анселя находится на самом верхнем этаже здания, и солнечные лучи утром заливают постель через слуховое окно в потолке. Яркое, но еще не теплое солнце скользит по кровати. Дальняя стена находится примерно в пятнадцати футах от скошенного потолка, а в другой, более низкой, стене две французские двери, ведущие на маленький балкон, которые Ансель оставил открытыми. Теплый ветерок проникает в комнату, принося с собой звуки уличного шума.

Я поворачиваю голову, хотя моя затекшая шея протестует.

– Эй. – Мой голос звучит так, словно кто-то провел по металлу наждачной бумагой.

От его улыбки у меня в животе начинают порхать бабочки.

– Я так рад, что твоя лихорадка наконец отступила.

Я постанываю, прикрываю глаза дрожащей рукой, потому что ко мне возвращается память о прошедших нескольких днях. Меня тошнило на все, включая саму себя. Ансель ухаживал за мной, он таскал меня в душ, чтобы помыть, а потом – чтобы сбить температуру.

– О господи, – бормочу я. – Лучше убей меня.

Он смеется и снова целует меня, на этот раз в висок:

– Я беспокоился. Ты была очень больна.

– А в твоей квартире осталось хоть одно местечко, куда меня не стошнило?

Он подбородком указывает в дальний угол комнаты, глаза его лучатся весельем:

– Вот там, в дальнем углу спальни чисто.

Я снова закрываю лицо рукой и бормочу извинения в свою ладонь.

– Сериз, – говорит он, протягивая руку к моему лицу. Я инстинктивно отшатываюсь, чувствуя себя мерзкой. И в ту же секунду хочу все исправить, видя отблеск боли в его глазах, но она исчезает раньше, чем я успеваю понять, не показалось ли мне это.