Фронтовые будни артиллериста. С гаубицей от Сожа до Эльбы. 1941–1945 - Сергей Стопалов

Значительно проще было со стрижкой. В армии рядовые должны были быть пострижены под машинку, а сержантам разрешалась короткая стрижка. Вообще-то эту процедуру должен был обеспечивать старшина, но нашему расчету повезло – эту работу неплохо выполнял Малинин, и мы все всегда были аккуратно подстрижены и не получали замечаний от командиров.

За первую фронтовую зиму в бане мы ни разу не мылись. И только весной, когда дивизион расположился возле железнодорожной станции, старшина организовал нам настоящую баню в специально оборудованном вагоне. И это было прекрасно.

Запасной пары белья у солдат не было. Его выдавали не чаще одного раза в месяц, а стирать было не в чем, негде и некогда. Так что всегда оставалась вероятность того, что оно после стирки не успеет высохнуть. А тут надо ехать. Холодно, железный кузов «Студебекера». Нет, уж лучше так.

Летом расчеты устраивали себе помывку собственными силами. Строили нечто вроде шалаша, на костре нагревали ведро воды и мылись до опупения. Но приятнее всего было искупаться в реке, в озере или в каком-либо другом водоеме. Но такое удавалось редко.

Говоря о личной гигиене, вспоминаются серьезные трудности, доставляемые нам насекомыми, в первую очередь вшами. Нельзя сказать, что в годы войны вся армия была завшивлена. Но время от времени вши появлялись и доставляли массу неприятностей. Что это за насекомые, солдаты нашей батареи почувствовали уже вскоре после прибытия на фронт. Сначала бороться с ними мы не умели, и приходилось терпеть.

Так и жили. В свободные часы снимали рубашки и внутренние швы прикладывали к раскаленному боку железной печки, с удовольствием слушая легкое потрескивание гнид. Но это помогало лишь на короткое время. А потом измученное тело снова начинало чесаться.

Ночью, тесно прижавшись друг к другу, солдаты тряслись на «Студебекере», двигавшемся по заснеженной ухабистой дороге. Кроме орудийного расчета, в машине, как часто бывало, находилось несколько связистов. Дремали. Неожиданно командир отделения связи сержант Коваленок резко дернулся и остервенело зачесался. Никто не видел, как его автомат соскользнул с коленей, самовзвелся и начал строчить, крутясь на полу кузова. Мгновенно ноги всех солдат взлетели вверх и замерли до тех пор, пока не разрядился весь диск (71 патрон). Остановить ППШ никто не рискнул – было темно, и подставлять свои руки под дурацкие пули никто не хотел. Когда очередь кончилась, еще несколько секунд все сидели не шевелясь. Потом кто-то чиркнул спичкой, осторожно взял автомат и молча передал его испуганному Коваленку.

– Вши проклятые заели, – проворчал старший сержант Гарош.

И поскольку происшествие закончилось благополучно, все весело расхохотались. А могло быть и хуже. Ведь вокруг были солдатские ноги. Да еще ящики со снарядами. Попади пуля во взрыватель, и всем пришел бы конец.

Вши заедали не только солдат, но и офицеров. Правда, у них была пара сменного белья. Но это, видимо, мало помогало, так как насекомые прекрасно чувствовали себя не только в нательных рубашках и кальсонах, но и в гимнастерках, и даже шинелях.

Однажды в теплый осенний день лейтенант Леноровский сидел на бревне возле своей землянки и внимательно, шов за швом, проверял рубашку. Подошел командир второго взвода Малахов. Взглянув на Леноровского, он презрительно заметил:

– Лейтенант, постеснялся бы.

Старший на батарее медленно поднял голову, посмотрел на стоящего Малахова близорукими глазами и спокойно своим обычным тонким голосом ответил:

– Вшей надо не стесняться, а уничтожать.

Неожиданно пришло спасение. Недалеко от артиллерийских позиций расположилась кавалерийская часть. Вечером мимо батареи проскакал отряд конницы, затем потянулся длинный обоз. К нескольким подводам были привязаны двухсотлитровые металлические бочки, такие же, как те, в которых привозили бензин для наших машин.

На другой день ребята пошли знакомиться с кавалеристами. И первое, что они увидели, – железную бочку на костре. Сначала подумали, что готовят корм для лошадей. Но все оказалось гораздо проще. В бочке на высоте 25–30 сантиметров от дна была установлена деревянная решетка, под которой кипела вода – ведра два. На решетку клали нижнее белье, брюки и другую верхнюю одежду, а сверху бочку плотно закрывали деревянной крышкой или обвязывали старой плащ-палаткой.

Вошебойки работали безотказно. И вскоре на батарее забыли про этих тварей. Правда, еще долго вспоминали случаи, когда кто-то из дежуривших у костра вовремя не долил воды и вместо одежды из бочки вынули обгорелые рукава и воротник шинели. А в другой раз Малинина пришлось укутывать в одеяло, так как при срочной смене позиций бочку впопыхах опрокинули, забыв вынуть его одежду. Но все это было мелкими неприятностями, о которых вспоминали со смехом. А вшей больше не было. До самого конца войны. Вот уж поистине все гениальное – просто.

Среди солдат часто встречались умельцы, способные выполнять различные и достаточно сложные работы. Мой наводчик Гарош вырезал из полена деревянные ложки, пользовавшиеся постоянным спросом, а солдат из второго расчета, кузнец по гражданской специальности, отливал даже металлические ложки из крыла сбитого самолета. Подносчик снарядов Егоров ремонтировал обувь и шил вполне приличные сапоги. Заряжающий Малинин, как я уже говорил, стриг товарищей. У многих солдат в особой коробочке, всегда хранившейся в вещмешке, находились иголка и катушка с нитками для починки верхней одежды, а дивизионному артмастеру Касаткину всегда помогал ремонтировать личное оружие цыган Фатеев из четвертого расчета. И все эти и многие другие солдаты постоянно были заняты своими делами.

На фронте рядовой солдат сравнительно редко видел женщин. Разве только девушек-санинструкторов, оказывавших первую помощь на поле боя.

По моим наблюдениям, подтвержденным многими фронтовиками, на передовой, несмотря на очень тяжелые условия – голод, холод, большие физические и нервные нагрузки, солдаты болели много реже мужчин примерно такого же возраста в мирное время. Наиболее часто медицинская помощь нужна была при зубной боли, во время цинги, обострявшейся зимой, и при появлении фурункулеза. А вот расстройства желудка, головные боли, простуды и другие широко распространенные болячки бывали относительно редко. Анализируя роль фронтовой медицины, нельзя, разумеется, сбрасывать со счетов ранения, от которых страдало множество фронтовиков. Врачи и медсестры в первую очередь старались оказать первую помощь тяжелораненым и как можно лучше подготовить их к отправке в тыловые госпитали. Но они никогда не отказывались и от лечения наших бытовых болячек и легких ранений.

За полтора года пребывания в артиллерийском полку я всего один раз был в санбате, где молодая врач-стоматолог удалила у меня зуб, и два раза в санроте мне делали переливания крови в связи с обострением фурункулеза. Другие ребята из нашей батареи пользовались услугами медиков не чаще. Одна из главных причин редкого посещения врачей, даже при обычных заболеваниях, чаще всего объяснялась тем, что они, как правило, размещались в нескольких километрах от батареи и для похода туда требовалось довольно много времени. Наиболее просто вопрос решался, когда полк находился вблизи от санбата.