Аленький цветочек для чудовища - Дарья Калинина

Тем не менее следователь, выслушав обвинения друзей в адрес Нарцисса, счел их убедительными. И забрал Нарцисса с собой в отделение, чтобы там хорошенько допросить его без спешки и помех.

После поимки и сдачи Нарцисса полицейским на Полину вдруг навалилась такая немыслимая усталость, что она ни рукой, ни ногой пошевелить не могла.

А у ее добровольных помощников, напротив, прорезалась активность, и они донимали вопросами Полину:

– Тебе что-нибудь удалось найти в комнате Веры? Какие-нибудь следы Учителя?

– Только ноты.

В тех толстых кипах, которые Вера каждый день уносила из дома, а потом приносила, оказались нотные листы с партитурами. Видимо, Вера занималась где-то с большим оркестром, потому что партий там насчитывалось до двадцати штук. И для струнных, и для духовых, и даже для ударных. Произведения не были такими уж впечатляюще сложными, скорее, с ними бы справился и любитель, и ребенок, но Полина все равно не понимала, как они могут навести их на след Учителя.

Молодые сыщики еще какое-то время построили планы на ближайшее время, но, заметив, что девушка никак не реагирует на их предложения, а сидит, уставившись в одну точку и, кажется, их совсем не слышит, тоже стали прощаться с Полиной. Может, это было и невежливо после всего того, что ребята для нее сделали, но Полина их не задерживала. Просто не могла заставить себя уговаривать их остаться.

И, закрывая дверь, Полина чуть не расплакалась. За сегодняшний день она так вымоталась, что буквально не стояла на ногах. А ведь ей еще нужно было расставлять кучу фиалок по своим местам. На полу оставалось не так уж и много, меньше, чем валялось вначале, когда даже пройти по комнате было нельзя, чтобы не наступить на какое-нибудь несчастное растение. Но все равно фиалок была еще целая куча. Как она сумеет с ними всеми справиться?

– Нет, надо. Ради бабушки, ради ее памяти… Надо!

И Полина принялась за дело. Расставляя фиалки и расчищая таким образом пол, она неожиданно увидела какой-то лист. Он был плотный, глянцевый, и, взяв его в руки, Полина, к своему немалому удивлению, обнаружила на другой стороне фотографию бабушкиной «Полечки».

– Вот так диво! И откуда эта фотография тут взялась?

Было похоже, что это лист из какого-то фотоальбома или календаря. Но бабушка никому не показывала свою «Полечку». И уж точно она не позволяла фотографировать и публиковать изображения своих фиалок до того, как они пройдут все этапы строгого отбора.

Полина поглазела на картинку «Полечки», а потом сунула ее к себе в сумочку. Завтра она покажет ее следователю, может быть, это поможет ему в поиске преступника. А сейчас девушку ждут фиалки, которым отчаянно нужна ее помощь.

Но пока Полина занималась этим делом, она внезапно почувствовала новый прилив сил. Словно фиалочки, сами пострадавшие и разбитые, собрались с силами и вдохнули в свою хозяйку новую струю жизни. Расставляя фиалки по стеллажам, Полина впервые обратила внимание на то, как мало тех, кто цветет. У бабушки, бывало, цвели все, кого она намечала к выставке. И было это что зимой, что весной, что осенью. А уж летом цвели все! В отличие от других селекционеров, кто предпочитал обрывать цветоносы, давая фиалкам набирать силу и листья, которыми, в основном, и торгуют, бабушка считала иначе.

– Какой мне смысл возиться с ними, если я сама не вижу результата своих трудов? Это же не просто бизнес, это, в первую очередь, для души.

И бабушка давала своим фиалкам цвести, сколько им нравится. «Суть цветка в том, чтобы он цвел и радовал тех, кто его видит. Для этого Господь его и создал», – так она говорила. И лишь незадолго до своей смерти бабушка целенаправленно выломала цветоносы у всех фиалок. Зачем она это сделала, никому из близких так и не объяснила. Отделалась туманным: «Так надо!» Но тогда бабушка удалила цветоносы специально. И их было много. А сейчас Полина видела, что больше половины сохранившихся в коллекции фиалок не цвели вовсе. Те, что цвели, давали совсем жиденькие и реденькие цветоносы, словно напоминали ей: «Заметь нас, обрати на нас внимание, поговори с нами».

– Бабушка с вами разговаривала, я знаю. Но я-то вам не бабушка.

И все же Полине показалось, что фиалки от звука ее голоса как-то встрепенулись. А у самой Полины настроение от мелкой возни с нежными, покрытыми мягкими ворсинками листиками улучшилось. Она осторожно удаляла поврежденные поломанные листики, одновременно прикидывая, кому бы все это богатство всучить. Для кого-то – мусор, но для коллекционера или просто любителя фиалок – это был настоящий клад. Пожалуй, завтра нужно будет заскочить к кому-нибудь из знакомых бабушки дам – любительниц фиалок. Телефоны их можно найти в записной книжке бабушки.

Настроение у Полины еще больше улучшилось. Его не испортил даже звонок Жени, который сообщал, что Веры с Клавдией у пастора дома не оказалось.

– Я буквально полчаса назад был дома у пастора Петера. Разговаривал с его матерью. Безрезультатно. Девушек там нету.

Женя не был слишком доверчив, он схитрил, попросил напиться воды. И когда фрау Марта провела Женю в дом, то внимательно осмотрел всю квартиру. Она оказалась совершенно пустой. А когда Женя начал расспрашивать мать пастора, то она даже поклялась на распятии, что Петер никаких попавших в беду девушек к ним в дом не приводил и ничего матери про них не рассказывал.

Госпожа Марта, как звали мать Петера, даже не знала, что ее сын подвергся нападению и сейчас находится в больнице. Так что Жене пришлось поработать водителем еще немножко. Он подвез женщину до больницы. И обратил внимание, что перед уходом, невзирая на угрожающую ее сыну опасность, мать скрупулезно выключила всюду свет и завернула на кухне газовый рожок.

– Поэтому я считаю, ей можно верить. Ни твоей сестры, ни Клавдии у пастора дома не появлялось. Нигде по шкафам или под кроватями они не прячутся. Да и зачем? От меня-то им не может исходить никакой опасности. Я с ними даже не знаком. Так что Вера находится где-то в другом месте.

Но даже эта неудача не заставила Полину огорчиться. Ухаживая за фиалками, она погрузилась в какое-то умиротворенное состояние, из которого ее ничто и никто не мог вывести. Полина ставила на полки одну фиалку за другой, подсыпала торфа к оголившимся стволикам, убеждала маленьких страдалиц, что теперь с ними все будет хорошо. Полина и впрямь не особенно тревожилась на их счет, она знала, фиалки спокойно переносят потерю даже всех своих взрослых листочков. Очень скоро на оголившихся стволиках, где они засыпаны свежим грунтом, образуются новые корешки, и фиалкам от такого омоложения будет только лучше.

Бабушка частенько срезала верхушку у постаревшей или приболевшей фиалки, как она говорила, снимала голову. Сам пенек, если он был здоров, бабушка либо оставляла на выращивание пасынков, которые в течение месяца начинали стремительно переть между пазухами листьев, либо, если он ей не нравился, выкидывала. А «голова» фиалки давала новые корни, и через полгода помолодевшая фиалочка радовала свою хозяйку первой волной цветения.