Принцесса в лопухах - Маргарита Южина

Аллочка минуту смотрела на сестру, не мигая, потом вдруг подскочила с дивана и стала суматошно натягивать свитер прямо на домашний халат.

– Ты куда? – удивилась Варька.

– Работать, – бурчала та, путаясь в рукавах. – Сами говорили – надо этого Максима искать, надо искать, а сами сидят, в газеты уставились!

Домочадцы переглянулись.

– Но мы же хотели в субботу, – подал голос Фома. – У меня будет выходной, одних я вас все равно не отпущу.

– А сейчас ты чем занят? Сплетни всякие читаешь? – накинулась на него Аллочка.

– Ну, знаешь! – обиделся зять. – Между прочим, я отдыхаю после трудовой вахты! И заметь – заслуженно.

– Ты об этом преступнику скажи, – мотнула головой Аллочка. – Он под тебя свой график выстроит. А мне пора его ловить. Никто не поймает убийцу, если не беззащитная я! Я – в «Плесень»!

Фома грозно рыкнул, подался в свою комнату, и уже оттуда раздался его крик:

– Варя! Ну куда ты все время прячешь мои выходные джинсы?

Через час четверо недовольных пассажиров подъезжали к сверкающему огнями ночному клубу «Ясень».

Внутрь их, конечно же, никто не пустил.

– Мест нет, – глядя поверх раскрашенной физиономии Аллочки, проговорил огромный, как шкаф, швейцар.

– Фом, это кто? – испуганно спросила Гутя, трогая за рукав зятя.

– Это местный Паша, фейсконтроль, – ответил тот и подошел к парню ближе. – А позови-ка мне, любезный, Аркашу, бармена. Скажи – Неверов спрашивает.

Парень недоверчиво окинул Фому взглядом, с места не тронулся, но мобильник из кармана выудил. После минутного разговора он встал боком и проговорил:

– Проходите. Но только Неверов!

– А мы все Неверовы! – рявкнула на него Аллочка и первой протиснулась в двери.

Места им обеспечил тот же Аркаша. Хотя громила на входе не врал – мест и в самом деле не было. Пришлось Аркаше вытащить еще один стол и поставить его возле самых колонок.

– Ну? – радостно потирала руки Аллочка. – Что будем заказывать?

– Сегодня ты угощаешь, я еще дома говорил, – невинно отвел глаза в сторону Фома.

Гутя и Варька пялились на посетителей и об угощении не заботились.

Аллочка взволновалась – так ведь их и выгонят, если они не закажут ничего, а денег у нее, по обыкновению, не имелось.

– Гутя! Ну надо же что-то поставить на стол! – волновалась она. – Не одни же салфетки! Ох ты, роскошь какая – здесь еще и соль, хлеб! Нас же выставят с этим свадебным набором.

Но Гутя только вертела во все стороны головой и после своих сырников не слишком-то беспокоилась о застолье.

– Нет этого Максима. Все глаза проглядела, а его нет.

– Да если бы мы его еще раньше видели... – с сожалением цокала языком Варька. – Я вот, например, помню, что ты говорила: он здоровый...

– Немного посидим, потом Фома спросит у своего знакомого... как его... ну, неважно, спросит – где тут Максим, – сообразила Гутя. – Черт, мы же даже фамилию его не знаем.

– Девочки, девочки, ну кто из вас заказывать-то будет? – не на шутку волновалась Аллочка. – Вот чует мое сердце – выставят нас отсюда, как неплатежеспособных. Ой, Гутя, а у тебя еще и вид такой затрапезный...

Аллочкино сердце не подвело. Очень скоро к их столику подошел здоровенный детина лет двадцати пяти и крикнул куда-то в центр:

– Слышь, Леха! А что тут за грибы? Ты ж сам говорил, мест нет!

И пока он кричал, все Неверовы, как завороженные, пялились на его затылок. По могучей, кирпичного цвета шее полз маленький татуированный дракон.

– Здрассьте... – пролепетала Аллочка, растягивая губы. – Максим, а мы к вам... в гости, так сказать...

– А вы что – моя бабушка? – скривился бугай.

– Хи-хи... – засмущалась Аллочка. – Скажете тоже...

Тут к Максиму подошла смуглая длинноногая красотка, обнаженная по самое некуда, и капризно протянула:

– Ма-а-акс, ну чё ты завис? Я там жду, а ты...

– Подожди, лапа, – притянул ее к себе Максим. – Видишь, у меня пращуры завелись.

– Хорошо, не блохи, – фыркнула Варька и остервенело пнула под столом мужа, который без зазрения совести разглядывал голопупую девицу.

– С чего бы блохи-то? – совсем по-детски обиделся Максим.

И тут Гутя буквально раздавила его неожиданой репликой.

– Мы к вам от Виолетты Назаровой, – откинулась она на стуле. – Очень хотелось бы поговорить.

– Не по́няла, – вытаращилась девица сначала на Гутю, а потом, весьма угрожающе, – на Максима. – Что еще за Виолетта? Что за финты, зая?

– Лапа моя, это так... это сестрица двоюродная, – залепетал тот, чмокнул красавицу в темечко и возмутился. – Ну ты чё?! Ревнуешь, что ли? Я ж верный, как клещ! Ну лапа...

– Не слишком ли много у тебя пращуров? – свысока бросила лапа и, покачивая бедрами, подалась к своему столику.

Максим хотел побежать за красоткой, но имя Виолетты его зацепило.

– Вы, это... Если насчет Ветки, тогда... давайте так... – заторопился Максим. – Давайте вы ко мне завтра вечерком, часиков в пять, заскочите, и я...

– Мы не можем в пять, только в семь, – сурово прервал его Фома.

– Вот и чудненько! – обрадовался Максим. – В семь ваще самое то! Ну, значит, записывайте адрес... А то, сами понимаете, такая фифа соскакивает!

И, продиктовав адрес, «безутешный» милый друг Виолетты Назаровой поскакал между столиками:

– Ну, лапа моя! Ну, что за на фиг!..

Неверовы растерянно смотрели ему вслед.

– Вот вы все такие! – уже не прячась, пнула Варька мужа. – Не успеешь глаза закатить, а у вас уже новая «Лапа»!

– Варенька, поедем, солнышко мое, – попросил Фома, слабо реагируя на пинки. – Сегодня такой фильм по телевизору, «Скорая помощь» называется. Ты ж понимаешь, мне просто как профессионалу его посмотреть необходимо!

– Варь, не верь ему, – зыркнула на него Аллочка. – И ничего не профессионалу! Это ему там артистка нравится. А нам и здесь посидеть можно, правда ведь? А фильм мы и завтра посмотрим, потому что повторять будут. Только пусть твой муженек нам закажет хоть коктейльчик, что ли!

Варька посмотрела на тетку, потом на мужа и поднялась:

– Пойдем, Фомочка. Твое спокойствие для меня – закон!.. А я еще и журнальчики не прочитала... – она зыркнула на мать и на Аллочку. – Ну вы идете?

– А чего здесь высиживать? – подала плечами Гутя. – Этот Максим все равно куда-то сбежал со своей папуаской. Аллочка! Домой!

Аллочке ничего другого не оставалось, как подчиниться.