Ледяная тюрьма - Дин Кунц

— Лед уже здорово подтаял, — заметил Харри. — Когда это вы ухитрились заказать бутылку?

Выбираясь из тягостных воспоминаний, она переключила память на него и, когда ей удалось вновь сосредоточить все свое внимание на Харри, она опять ухмыльнулась.

— А я из дамской комнаты позвонила. В ресторане «Лаперуз».

Не в силах поверить происходящему, он выпалил:

— Вы что?! Вы соблазняете меня!

— Двадцатый век вот-вот кончится, знаете ли.

Пытаясь показать, что он способен посмеяться над собой, Харри сказал:

— Да, конечно, наверное, так оно и есть. То-то я смотрю, что иногда женщины в брюках попадаются.

— Вас это оскорбляет?

— Женщины в брюках?

— То, что я пробую вас завлечь. Не вывожу вас из себя этим?

— Святые небеса, нет.

— Я наглая, да? Нахальная такая...

— Да ничего подобного.

— По правде, ничего такого до сих пор я не вытворяла. Я имею в виду, что не в моих правилах вступать в близкие отношения с мужчиной после первого свидания. Не бывало такого.

— У меня тоже.

— После второго или третьего, если это имеет значение, тоже не случалось.

— У меня тоже.

— Но на этот раз все, по-моему, нормально, правда?

Он выпустил из рук бутылку, которая так и осталась во льду, и потянул ее к себе. Губы ее были сотканы из грез и сновидений, а тело ощущалось таким соответствующим его собственному, что, казалось, они заранее были уготованы друг для друга. В общем, сама судьба.

Весь остаток своего ученого слета они пропустили, проводя все время в постели. Даже еду в номер заказывать не хотелось. Они только разговаривали, любили друг друга и спали, словно накачавшись наркотиками.

Кто-то кричал. Он услышал свое имя.

Окаменев от холода, присыпанный снегом, Харри возвращался в действительность, пробуждаясь в неуютной своей постели от милых сердцу воспоминаний. Более или менее очнувшись, он поднял голову.

В заднем окне кабины снегохода он увидел уставившегося прямо на него Клода Жобера.

— Харри! Эй, Харри! — Голос едва-едва доходил до кузова, мешало стекло, выл ветер и работал мотор машины. — Гляди! Вперед! Огни!

Сначала до него не дошло, о чем это Клод толкует. Он окоченел, продрог и к тому же все еще пребывал половиной своего существа в номере роскошного парижского отеля. Потом он поднял глаза и увидел, что они движутся прямо на туманное желтое зарево, вспыхивающее какими-то искрами на падающих снежных хлопьях и лениво разливающееся слабыми отсветами по заснеженному льду. Харри поторопился вскочить и, хотя встал он только на колени, все равно, он изготовился к прыжку с прицепа в то самое мгновение, когда снегоход остановится.

Пит Джонсон вел снегоход по хорошо знакомому ровному ледяному плато, направляя машину к тому углублению, в котором стояли иглу. Вместо надувных куполов теперь лежали какие-то громадные блины, придавленные сверху здоровенными болванками льда. Но один снегоход был на ходу, мотор гудел, фары горели, а рядом стояли двое и махали руками.

В одном из полярников он узнал Риту.

Харри выскочил из прицепа, не дождавшись, пока снегоход остановится. Он упал в снег, кувыркнулся, вскочил на ноги и побежал ей навстречу.

— Харри!

Он схватил Риту и высоко, почти над головой, поднял на вытянутых руках, потом поставил ее на ноги, затем опустил свою снегозащитную маску, чтобы та не мешала говорить, но не смог вымолвить ни слова и только обнимал ее и прижимал к себе снова и снова.

И вот, наконец, дрогнувшим голосом, она спросила:

— Ты не ранен?

— Только кровь из носа шла.

— Больше ничего?

— А потом она перестала идти. Ты?

— Только перепугалась.

Он знал, что она всегда воюет со своими страхами перед снегом, льдом и холодом, и не переставал восхищаться ее неколебимой решимостью противиться своим фобиям и работать в том самом климате, который испытывает ее самым безжалостным образом.

— На этот раз у тебя на то были немалые основания, — сказал он. — Слушай, ты знаешь, что мы с тобой сделаем, когда выберемся с этой злосчастной горки?

Она помотала головой и сдвинула затянутые наледью очки на лоб, так, чтобы он видел ее милые зеленые глаза. Они были широко распахнуты и выражали любопытство и радость.

— В Париж поедем, — сообщил он ей.

Широко улыбаясь, она подхватила:

— В «Крейзи-Хорс-Салун».

— Отель «Георг Пятый».

— Номер с видом на сад.

— Шампанское «Моэ».

Он поднял свои очки на лоб, а она его поцеловала.

Подошедший Пит потряс его за плечо.

— Слушай, имей же совесть. Не у всех такие морозоустойчивые жены. Подумай и о других. И ты что, не слышишь, что я тебе кричу? «Вся банда в сборе», — вот что я кричу. — И Джонсон показал туда, где, преодолевая пургу, поспешала в их направлении пара снегоходов.

— Роджер, Брайан и Джордж, — с заметным облегчением произнесла Рита.

— Верно, — отозвался на ее слова Пит Джонсон. — Как-то не приходится рассчитывать, что к нам сюда в гости пожалуют чужаки.

— Итак, вся банда в сборе, — согласился Харри. — Но, бога ради, скажите мне, куда эта банда двинет теперь?

Шел четырнадцатый день рассчитанного на сто дней разведывательного похода российской атомной подводной лодки «Илья Погодин». Суть боевого задания — электронный шпионаж. И вот наконец лодка достигла той первой точки, откуда, по плану, надлежало вести наблюдение за обстановкой в эфире. Капитан подводного судна Никита Горов отдал распоряжения по ходовой части, приказав держаться умеренно склоняющегося к юго-востоку течения, так, чтобы лодка находилась к северо-западу от острова Ян-Майен, в шестидесяти четырех километрах от побережья Гренландии, и в тридцати метрах ниже уровня вечно штормящей поверхности Северной Атлантики.

Подлодка носила имя Ильи Погодина, одного из официозных Героев Советского Народа[8], и назвали ее так еще до того, как порочное чиновничество потерпело окончательный крах и тоталитарное государство рухнуло под тяжким грузом своей собственной недееспособности и продажности. Переименовывать субмарину не стали: частично потому, что морское дело крепко преданием; частично по причине слабости все еще очень неустойчивой квазидемократии, которая все еще опасалась чрезмерно задирать и без того обиженную и на все готовую старую партийную гвардию. Она хоть и была отодвинута от власти, но в любое время могла воспользоваться первыми признаками смуты, для того чтобы перехватить бразды правления и вновь распахнуть ворота лагерей уничтожения и учреждений, предназначенных для «перевоспитания несознательных элементов». Частично потому, что Россия теперь была так ужасающе бедна, до того разорена марксизмом и полчищами не забывающих о собственном кармане политиканов, что страна просто не могла позволить себе роскошь тратить немалые средства на перекрашивание лодок и кораблей и на внесение соответствующих изменений в регистрационные описи, гроссбухи и прочую документацию.