Криппен - Джон Бойн

— Да я об этом даже не думала, — решительно сказала она. — Какое странное предположение.

— У двери нашей каюты? — уточнил Эдмунд, на обращая внимания на возражение. — Зачем?

— Я и близко не подходила к вашей каюте, — ответила Виктория, слегка понизив голос и стремясь поскорее сменить тему. — Наверно, это была какая-то пассажирка третьего класса — резвятся, где им не положено. Нужно поговорить с капитаном. Ведь среди них полно воровок. Да еще цыганок.

— Да, вероятно, так оно и было, — сказала мисс Хейз. — Вас легко перепутать. Нынешние девушки очень похожи друг на друга. Наверное, такая мода.

Виктория злобно уставилась на нее. «Кто эта мерзкая женщина? — спросила она себя. — И почему она постоянно к нам пристает?»

— Позавтракаете с нами, мисс Хейз? — спросил Эдмунд, и Виктория снова вздохнула.

Дверь обеденного зала открыл перед ними сам капитан Кендалл. Он только что позавтракал, правда, на камбузе, поскольку был не расположен к утренним беседам, и, шагнув на палубу, полной грудью вдохнул свежий воздух. Чудесное утро. Он заметил, как два лучших молодых матроса льют воду за борт корабля, но не в море, а вдоль крашеной обшивки, и с любопытством зашагал к ним.

— Что здесь происходит, парни? — озадаченно спросил он. — Что вы делаете?

— Новый старпом велел, — объяснил один из них.

— Выливать воду ведрами за борт? Зачем?

— Сказал, что пассажиров стошнило и мы должны все смыть. Сказал, производит плохое впечатление.

Кендалл свирепо на него посмотрел и заглянул за борт — ничего не видно.

— Глупости, — сказал он. — Прекратите немедленно. Все, что нужно смыть, смоет море. Сейчас же приступайте к своим обязанностям.

— Есть, сэр, — хором ответили оба, радуясь, что их освободили от этого поручения, и помчались с ведрами прочь.

Кендалл раздраженно покачал головой.

— Смывать рвоту, — сказал он шепотом, еще острее почувствовав, как ему не хватает старого друга. — Капитан Блай смыл бы его самого. Ах, мистер Соренсон, — добавил он, обращаясь к ветру. — Кого они мне прислали?

По периметру палубы первого класса парохода «Монтроз» стояли в ряд восемьдесят шезлонгов, надежно изолированных от других пассажиров, и в тот день одна треть из них постепенно заполнилась, хотя солнце продолжало нещадно палить. Некоторые путешественники решили отдохнуть в каютах, другие дремали на солнышке или читали книги, а третьи резались в игротеке в карты. На палубе третьего класса за детьми никто не смотрел — они гонялись друг за другом, дрались и проказничали, пока их родители курили и дружелюбно болтали между собой. Мужчины и женщины носили широкополые шляпы от солнца, а некоторые дамы с зонтиками в руках прогуливались по кораблю в поисках развлечений. Сидевшие держались по преимуществу особняком; некоторые парочки, искавшие общения, опасливо подружились, однако все боялись, что ближайшие девять дней придется отчаянно скучать. В дальнем конце палубы сидел в одиночестве темноволосый мальчик лет четырнадцати, который, подавшись вперед в шезлонге, щурился на солнце. Лицо у него уже посмуглело — его кожа быстро притягивала загар. Тем не менее он продолжал сидеть, обливаясь потом и постоянно убирая с глаз темные пряди. Это начинало его раздражать, и он жалел, что перед отплытием из Антверпена не постригся. Когда он вспоминал последние несколько месяцев своей жизни, ему казалось странным, что он вообще очутился на этом корабле. Было такое чувство, словно у него отняли целую жизнь, и он теперь вынужден начать новую.

Он впервые плыл на пароходе и отправился в эту поездку в силу печальных обстоятельств. Мальчик никогда не видел отца, который погиб во время Англо-бурской войны, когда сыну было всего полгода, а его мать, француженка по имени Селин де Фреди, пару месяцев назад умерла от туберкулеза. Они жили в разных городах Европы, и Том выучился говорить на нескольких языках. Его единственным живым родственником был дядя покойного отца, которому Селин написала незадолго до смерти, обращаясь с просьбой позаботиться о мальчике, если с ней что-нибудь случится. Дядя согласился и приехал в Париж за неделю до ее кончины. Селин успела намекнуть ему, что задача предстоит нелегкая: Том оказался трудным подростком, который рос без призора, на улице и постоянно доставлял хлопоты своей матери. Новый опекун не умел обращаться с детьми, и мать не знала, сможет ли он присматривать за сыном, хотя доверить его воспитание больше было некому. Или дядя — или сиротский приют, и если бы она выбрала второе, ее сын рано или поздно сменил бы одну форму заточения на другую. После кончины Селин они прожили в Париже еще месяц, улаживая ее дела, а затем отправились в Антверпен, где жил дядя Тома. Однако дела вызвали его в Канаду, и среди различных судов он выбрал «Монтроз», забронировав самую дорогую каюту на борту — «президентский люкс».

На корабле было не так уж много мальчиков его возраста, и Том уныло готовился провести девять тоскливых дней в обществе дядюшки. Он уже соскучился по своим парижским друзьям, хотя, по правде сказать, именно они больше года сбивали паренька с пути истинного: проникали посреди ночи в чужие дома, воровали в лавках еду и обчищали карманы прохожим, несмотря на то, что никто из них особо не нуждался в деньгах. От этих воспоминаний мальчик еще больше расстроился. Но все это осталось теперь позади, а будущее сулило жизнь в Канаде. Что уж говорить о новом родственнике: мальчик до сих пор ему не доверял, хоть тот и казался порядочным, впрочем, немного надменным джентльменом.

— Вот ты где, — послышалось сбоку, и мальчик поднял голову, щурясь и прикрывая глаза от солнца ладонью, чтобы посмотреть, кто к нему обращается.

— Дядя Матье, — сказал он, узнав опекуна. — Что случилось?

— Ничего не случилось, мой мальчик, — сказал мужчина, усевшись и окинув палубу рассеянным взглядом. — Просто я тебя искал — и все. Не найдя, испугался, что ты упал за борт. Представь, какова была бы моя утрата.

Том насупился. Временами он не понимал дядиного юмора.

— Я сидел здесь и думал, чем бы заняться, — сказал он через минуту. — Наверно, это будет самая скучная поездка в моей жизни. Возможно, я даже умру от скуки. Можешь тогда похоронить меня в море.

— В этом не сомневайся, — ответил Матье, кивнув. — Но лично меня плавание очень успокаивает. Одиннадцать дней в океане — и никаких тебе забот. Никто не досаждает всякими деловыми вопросами. Великолепные каюты. Вкусная еда. Приятное общество. Думаю, я бы не отказался провести здесь еще пару недель. Только так и нужно путешествовать.

— Да, но ты ведь старый, — объяснил Том. — Тебе нужен отдых. А я молодой. И мне скучно до смерти.

— И то правда, — ответил дядя равнодушно.

Стороннему наблюдателю Матье Заилль казался мужчиной под пятьдесят. Ростом немного выше шести футов, с редеющими седыми волосами, он, сам того не сознавая, уже произвел фурор на борту, обратив на себя внимание нескольких дам. Благодаря стройной фигуре и элегантному костюму, а также тому обстоятельству, что Матье Заилль мог позволить себе самые дорогие апартаменты на пароходе, он стал объектом пристального интереса некоторых женщин — особенно одиноких. Поскольку дядя был вдовцом и путешествовал без спутницы, он считался еще более привлекательной и даже превосходной партией.