Важное время - Владимир Привалов

— Понял я, понял, — сдал назад Остах. — Ты не горячись. Скажи — твои вечером придут? Как договаривались?

— Придут-придут, — постучал по столешнице Заяц. — И я сам тоже буду. Ты хороший наниматель, Рыбак. Тебя уважить надо. Мало сейчас таких.

Остах поднялся из-за стола.

— Кстати, — спросил он, останавливаясь у двери. — А с домом Кривого-то что?

— А что с ним? — пожал плечами Заяц. — Стоит заброшенный. Слышал, что какой-то дурень из городского совета под шумок его к рукам прибрал. Кусок хапнул — а прожевать не может.

— До вечера, — бросил Остах, выходя.

Дальше они с братом почти бегом двинулись тесными улочками за наставником. И как он умудряется здесь не плутать? Что за непутевый город! Как тут люди живут? Улица узкая — телеге не проехать, только смотри под ноги, чтоб о крыльцо не споткнутся или не поскользнуться в грязи. А люди навстречу прут и прут, толкаются плечами, дышат в затылок. Как будто весь город разом захотел в одну улицу набиться.

Барат боялся потерять из виду наставника и поэтому шел за ним напролом, отбрасывая плечом встречных горожан. Те что-то кричали в след, но Барат не обращал внимания. Он думал, что Остах ведет их обратно к Имению, но ошибался. Они зашли в харчевню и взяли по глубокой тарелке тушеной капусты в густой подливе. В харчевне все устроено не по-людски: есть нужно стоя, а пузатую миску ставить в углубление глиняной столешницы, нагибаться над ней и сёрбать, как свинья. Приходилось махать ложкой побыстрее, лишь бы поживее убраться. Все не так! Впрочем, капуста была съедобна — с готовкой Пелепа и сравнивать нечего!

Затем вновь втянулись в лабиринты узких улочек. В одном из переулков за ними потянулась ватага босоногих мальчишек, что-то озорно орущих вслед. Но Остах быстро их утихомирил: подошел, негромко что-то сказал, и разочарованные босонята моментом исчезли. А потом как-то незаметно лачуги раздались в стороны, и они увидели большой холм с каменистыми насыпями. На самой верхушке холма высились руины и валялись обломки. В оплывшем каменном крошеве виднелись некогда могучие крепостные стены, башни, ворота.

— Что это, учитель? — спросил Йолташ.

— Старая крепость, — бросил Остах, направляясь вдоль подножия холма вправо. — Про нее всякое рассказывают, но никто толком не знает, кто ее разрушил и когда. Про руины болтают страшноватые небылицы. Не верьте. Мы с Эндиром все опползали в свое время — ничего там нет. Некоторые из слухов даже нарочно распускали, чтобы отвадить отсюда любопытных.

— А что же народ не селится? — не унимался любопытный Йолташ. — Страшилок боится? В городе-то тесно.

— Боятся, — пожал плечами Остах. — Да и сухо здесь: воды отродясь не было. А руины то и дело осыпаются, рушатся — вот и боятся лезть.

За разговорами прошли немного дальше, вдоль подножия холма. А потом наставник остановился и закрутил головой.

— Эк, как тут заросло все, — сказал он и подозвал Барата. — Тропку видишь? — Барат пригляделся и посреди низкорослого колючего кустарника увидел мелькающую тропинку. — Вот и руби, я следом.

Кое-как продравшись, они добрались до дома.

— Хороший домишко! — Барат посмотрел на крепкие невысокие стены, массивную каменную ограду, черепичную кровлю. — И крыша цела.

Барат хотел заскочить в покинутое жилище, но Йолташ погнал дальше. Дом совсем не заинтересовал учителя. Он прошел мимо выбитой и превратившейся в труху входной двери и свернул за угол. Братья заторопились следом. Остах стоял посреди пустынного дворика и смотрел на кучу булдыганов. Груда оказалась немаленькой, возвышаясь выше учителя. Остах пнул камень и зло сплюнул на землю.

— Отсюда, из колодца, мы вчера должны были выйти из-под земли, — наставник поднял один из булыжников и швырнул с размаха в ограду. — Идем. Чего глаза пучить попусту. Нас ждут дела поважнее.

Важные дела пахли рыбой. Да не просто пахли — воняли так, что дух вышибало! Барат с братом прятался за кучей отбросов и щурил слезящиеся глаза. Он замотал лицо тряпицей, дышал ртом, но слезы все равно текли. Йолташ выглядел не лучше. «Не зря все-таки Мать Предков так долго берегла своих детей от этой заразы», — подумал Барат, брезгливо откинув рыбью голову, валяющуюся неподалеку.

— А ну, тихо там, — прошипел наставник сбоку.

Он с Зайцем расположился чуть поодаль, усевшись на корточках. Рыбная вонь им не докучала. Барат вдруг вспомнил о том, как учителя за спиной с издевкой звали рыбоедом. Пару раз он крепко подрался из-за этого. А следом пришло воспоминание о Суде Хранителей на заповедном лугу, и о том, что Остах теперь изгнанник и не может вернуться в горы. Барат отогнал дурные, неправильные перед боем мысли, и всмотрелся в дощатую дверь кособокой лачуги.

Учитель сказал, ребята Зайца хорошо знают свое дело, и должны все сделать чисто. Но на всякий случай надо присмотреть за задней дверью — мало ли… Поэтому они здесь. Барат согласился с наставником — городским выпендрежникам он не доверял. А ни одного гворча выпустить нельзя — хватит уже вздрагивать и коситься на каждую тень. Барат вспомнил, как он едва не свернул шею Пелепу, когда тот свалился на Оли с дерева, и повел плечами.

В доме вдруг послышался стук, приглушенный вой и топот. Легкая дверь распахнулась, с грохотом ударившись в стену лачуги и повисла на одной петле. Из двери повалили одна за другой сумрачные фигуры. И это явно не люди Зайца. Радуясь, что можно перестать таиться и валяться на мусорной куче, Барат прыгнул навстречу. В эту ночь все гворча должны встретить только смерть!

Вздрогнув, Барат увидел, что на него прет простоволосая толстуха с шальными глазами. В руках она держала корявое ржавое копьецо. Барат не мог оторваться от седых прядей, развевающихся на ветру. Мимо проскользнул Йолташ. Он легко ушел от взмаха копья и ударил бабу в шею сбоку. Толстуха продолжила свой бег и рухнула Барату в ноги, обдав сапоги жидкой грязью и кровью из рассеченного горла.

— Барат, рыбьи твои потроха, — прошипели сбоку. — Не стой столбом.

Горец огляделся кругом и увидел, как Йолташ легко крутится среди массивных теней, раздавая удары. И Остах, и даже пузатый Заяц добивали подранков, сбивая наземь. Барат встряхнулся и бросился к брату. Навстречу из хоровода теней вывалилось раззявленное лицо безумной старухи. Барат ткнул ее в сердце, как учили, и рука вдруг почувствовала ссохщуюся дряблую женскую грудь. Орать во время боя учитель строго-настрого запретил. Воин откинул старуху наземь. Следующей была какая-то девка, потом еще одна… Наконец из дома посыпались люди Зайца и все разом закончилось.

— Сучьи дети! — неистовствовал Заяц. Он подскочил к высокому парню и с размаху залепил тяжелую затрещину. Голова у парня мотнулась, он даже не попытался увернуться. Старик врезал следующему. — Перед нанимателем вздумали меня опозорить? Баб по-тихому в доме положить не смогли?

— Так они ить бешенные, — утирая кровь с разбитой губы, проговорил высокий. — Одна полную жаровенку углей парням в рожу бросила. Как дверь открыли — пес у них, что твой теленок… Бросился. Весь дом поднял.