Кир - Семен Злотников

При первом же упоминании о социалистической родине, которая их не забыла, у этих измученных пленом людей оживали глаза и разглаживались морщины на лбу.

Тогда, на мосту через Эльбу, меня поразило, как на самом-то деле мало надо для счастья: чтобы не забывали!..

По условиям сделки я все это время реально находился на мосту, поблизости от Альцгеймера, в плотном кольце из тринадцати наших и тринадцати английских пехотинцев (отныне меня охраняли с обеих сторон).

Только за полночь иссяк казавшийся нескончаемым поток плененных героев.

Наконец Макс Петрович обнял меня, можно сказать, по-отечески.

Он что-то мне говорил – только слов я не мог разобрать.

Слезы душили его.

– Кир, Кир… – бормотал он потерянно, будто прощался навеки. – Кир, Кир…

И тоже тогда же мне будто почудился голос матери моей, повторявшей мое имя: Кир, Кир…

Наваждение, впрочем, продлилось недолго, поскольку я снова почувствовал тонкий, едва ощутимый укол в шею…

Говорят, что где-то там, на небесах, прежде чем выпустить нас в жизнь, Некто (возможно, что Он не один!) придумывает нам судьбу: буквально по дням, по минутам, по сути и настроению.

В моем случае: надо признать, этот Некто не поленился и в полной мере продемонстрировал, на что Он способен…

Бывало, что мне рисовались картины, где я покорял снежные вершины или открывал новые земли, летал, как птица, и плавал, как рыба в воде, или отчаянно бился за счастье людей и побеждал.

Больше всего мне хотелось сражаться за счастье людей!

И также, помню, я бредил и восхищался подвигами Самсона, Геракла, Ильи Муромца, а иногда представлял себя героическим персидским царем Киром Великим, не знающим поражений, Александром Македонским, Наполеоном Бонапартом, Василием Чапаевым…

Но даже в самых смелых моих фантазиях – сколько их было! – я не просыпался в старинном Кенсингтонском дворце, в центре Лондона, в объятиях настоящей английской принцессы.

Буквально с первого взгляда меня восхитил готический интерьер спальни: изысканная старинная мебель, картины в золотых рамах и гобелены на стенах в сочетании с тяжелыми сводами, витиеватыми колоннами и стрельчатыми арками; все вместе создавало особое, что ли, метафизическое, захватывающее дух пространство.

И еще я успел заметить поблизости натурального чеширского кота; неподвижный, огромный, размером с овцу, он сладко дремал себе на подоконнике и являл пример неподдельной несуетности.

Вижу тень недоверия на лице возможного читателя, привыкшего наблюдать меня в ситуациях отчаяния и выживания.

Я и сам, признаюсь, отказывался поверить в реальность происходящего.

Такое, казалось, бывает только во сне…

В тот же миг, когда я шевельнулся, Маргарет прильнула к моей груди и со слезами воскликнула: «Ах, наконец!»

Это позже она мне расскажет о нескончаемых днях и ночах, в продолжение которых я оставался холоден и недвижим; об угрозах и мольбах предать мое тело земле; о том, как она выстояла и дождалась моего возвращения с того света.

Но это потом, а пока же она, заливаясь смехом, радостно скакала вокруг королевской кровати, похожей на маленький аэродром, подбегала к распахнутым окнам и кричала целому миру, как она счастлива.

Очень скоро огромная спальня принцессы до краев переполнилась крошечными напомаженными пажами, плоскогрудыми длинноносыми фрейлинами, бесстрастными дворецкими, смешными шутами, ряженными по моде позднего Средневековья гвардейцами и прочими дворцовыми специалистами.

И, конечно же, тут же нас окружили плотным кольцом аккредитованные при королевском дворе корреспонденты ведущих мировых газет, журналов, теле- и радиокорпораций.

Яркие сполохи фотовспышек слепили глаза, я с трудом понимал, чего от меня хотят.

При подобном скоплении народу нечего было и думать, чтобы спрятаться куда-то или хотя бы одеться для приличия: я так и застыл, в чем мать родила, в объятиях Маргарет.

В отличие от меня, впрочем, она в свете прожекторов чувствовала себя как рыба в воде.

Я растерялся по-настоящему, когда затрубили фанфары, толпа расступилась, и в высоких дверях под дробь барабанов возникла сама королева Елизавета II в сопровождении любимого мужа принца Филиппа и совсем еще юного принца Чарльза (спасибо Альцгеймеру, я всех особ коронованного семейства помнил по именам, лицам, привязанностям, достоинствам и порокам).

Впереди, в котелке, с потухшей сигарой в зубах и слегка припадая на правую ногу, торжественно шествовал премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль – я также узнал его без труда.

– Трон для королевы Англии! – неторопливо чиркая спичкой и прикуривая, распорядился глава кабинета министров.

– Трон, трон, трон!.. для королевы, королевы, королевы!.. Англии, Англии, Англии!.. – подхватилось и трепетно зазвучало на тысячи голосов.

Пока королева томилась в ожидании трона, тысячи верноподданных оставались коленопреклоненными; к моему удивлению, я не заметил в их позах ужаса и тоски, каковые я наблюдал на лицах членов Политбюро в пору похорон Иосифа Виссарионовича Сталина-Джугашвили; видел лишь нескрываемую любовь и неприкрытое восхищение.

Еще тогда у меня промелькнула мысль, что верноподданные верноподданным рознь!

– Любимый, не бойся, они не кусаются! – удержала меня принцесса, заметив, как я от смущения полез прятаться под одеяло.

– Я кусаюсь! – внезапно оскалился маленький принц Чарльз и, размахнувшись, запустил в нас игрушечным копьем с настоящим, как выяснилось, наконечником.

Просвистев в сантиметре от моего носа, копье вонзилось в беднягу- кота, который от боли метнулся сначала на люстру под потолком, затем соскользнул на людей и помчался по их головам, уже не разбирая пути и сея переполох.

Кому доводилось услышать однажды вопль несправедливо раненного чеширского кота – тот его уже не забудет, столько в нем человечьего недоумения (по силе это сравнимо с восставшим вулканом, по чувству – с отчаяньем брошенной женщины)…

С досады, должно быть, что промахнулся, принц Чарльз, разбежавшись, нырнул к нам в постель и укусил меня за ногу.

– Чарльз, фу, в сапогах на постель! – огорчилась, как мне показалось, сама Елизавета II.

– Фу, Чарльз! – пожурил мальчугана отец, принц Филипп.

– Противный мальчишка, – кричала принцесса, хохоча и кувыркаясь по постели в обнимку с племянником, – он меня ревнует!

Всем (и мне в том числе, от Альцгеймера) было известно о нежной дружбе младшей сестры королевы с юным племянником – оттого и мальчишеская выходка принца мало кого удивила.

Кто-то даже вообще закричал: «Браво, принц!».