Мой голос за тебя - Эйми Эгрести

— Спасибо. Они тебя полюбили. И я тоже тебя люблю. По-моему, это неплохо.

Она вытянула руку, снова любуясь кольцом. Хотя вообще-то пора было бы уже к нему привыкнуть.

— Все ради тебя. Все ради тебя, — ответил он, дважды целуя ее.

Текст, написанный Рейги, появился в «Кью» на следующее утро и сразу занял вторую строчку в рейтинге.

— Старея, люди становятся сварливыми, — ворковала Бёрди в телефон, и голос ее звучал вполне бодро, хотя и слегка взволнованно.

Она откинулась на спинку кресла. Так или иначе, а нужно начинать рабочий день. Вместе с Баком она составила расписание и выговорила себе возможность находиться в любимом домашнем офисе с девяти утра до пяти вечера, пока муж находится в Джорджтауне.

— Ты меня знаешь, Бёрди. Я люблю заинтриговать, — рассмеялся Бронсон на другом конце провода. — Арнольд нуждается в голосах молодых избирателей. В соответствии с этим и надо устраивать вечеринку.

— Но получится дешевое мероприятие. Хочешь понизить планку? — Она шутила. В конце концов, речь шла о фандрайзинге.

— Хочу, не хочу, а придется. Но мне и правда нравится эта идея. Приступайте! Найдите подходящее место. Толстые кошельки все равно придут. Остальное обсудим завтра.

Она швырнула мобильник через всю комнату и тут же пожалела об этом. Иногда она скучала по проводным телефонам. Как здорово бывало бросить трубку на рычаг!

Бёрди заподозрила, что теряет нюх. В чем дело? В очередном приступе раздражительности Бронсона — иногда она с трудом терпела эти его заскоки — или в ней самой?

Бак совершенно выбил ее из равновесия. Ей совсем не нравилась холодная война, которая между ними разгорелась, и хуже всего было, что начал ее Бак. Это просто выводило Бёрди из себя — до приступов ярости.

Для нее настало очень важное время, время ее свершений, ей некогда было заниматься урегулированием личной драмы. Она понимала, что промахнулась. В ее планы не входило такое нарушение баланса. Хотя муж оставался под контролем — ведь она знала, когда он приходит и уходит, — добивалась она не этого. Бёрди хотелось лишь пощекотать ему нервы, чтобы он снова скучал по ней, нуждался в ней, желал ее.

Она включила в телевизоре звук и пробежалась по каналам, чтобы прочистить голову. Задержалась на местном новостном шоу. О, вот та девушка, которая брала у нее интервью, — Кэди. Бёрди узнала ее по голосу.

Она всегда восхищалась четким, ясным произношением телеведущих и в начале карьеры даже наняла логопеда, но потом решила, что в ее собственном протяжном говоре есть свое очарование.

Камера показала бар и цитаты из Декларации независимости, красующиеся на стене, затем — фото горы Рашмор[11] со скульптурными портретами президентов. Тем временем Бёрди, порывшись в почте, нашла телефонный номер.

— Кэди, дорогая, это Бёрди Брэндивайн… — Разговаривая, Бёрди одним глазом смотрела на экран телевизора, а другим — в свой компьютер. Почти сразу она увидела статью о Кэди и ее женихе, недавно опубликованную в «Кью».

— Привет! Как раз смотрю твое шоу. У меня к тебе вопрос…

Вечера в Далласе удивительно холодны даже в марте, так что никого не удивит надетый плащ. Мэдисон помнила это с тех пор, как год пробыла чирлидером команды «Даллас Ковбойз». А раньше, прежде чем стать мисс Пятьдесят штатов, она слыла гордостью «Кримсон Тайд» — команды Алабамского университета.

Ей вспомнился стадион, напоминающий пончик «донатс». Она бы всю жизнь выступала здесь, пока помпоны не выпали бы из ее старых больных рук, — так увлекательны были матчи «Ковбоев»: представления с громкими музыкальными паузами, с отчаянно вопящими болельщиками.

Мэдисон вспоминала себя в те времена: она — в высоких белых сапогах, ветер треплет локоны. Пожалуй, даже игроки не работали столько, сколько девушки-чирлидеры. Им некогда было присесть у боковой линии. Они не отдыхали во время перерыва. Мэдисон и ее подруги — с ногами, обтянутыми лосинами, в туфлях на высоких каблуках, — копировали Джинджер Роджерс, но обязаны были превосходить оригинал. У них не было времени хлопать друг дружку по заднице, поздравляя с победой. Они находились в постоянном движении. Как и большинство женщин, которых она знала, пока росла, и как та женщина, которая воспитала ее и память о которой она хранила в сердце. Постоянное движение, миллион задач ежеминутно, дети, работа, муж. Ну а парни? Вся их деятельность ограничивалась парой-тройкой задач, а дальше — знай себе болтай о том, как ты крут.

Мэдисон бросила на постель вечернее платье-футляр. Застегнула пуговицы на жакете, провела рукой по гладкой шерстяной ткани, повязала на шею шарф. Посмотрелась в зеркало. Кивнула своему отражению. Закрепила лацкан кусочком липкой ленты, чтобы не топорщился на груди.

В гостиной их президентского люкса в далласском отеле «Фор Сизонс» Мэдисон слышала восторженные крики. Ими встретили пожелание успехов в супервторник, прозвучавшее на телеканале «Фокс Ньюс», люди, которые вообще едва знали, чем занимаются политики. Которым просто повезло оказаться здесь. Они хлопали друг друга по спине и, словно на трибунах стадиона, нараспев выкрикивали: «Те-хас! Те-хас!»

Звенели бокалы, открывались бутылки из личной коллекции вин Хэнка, которую он привез с собой. Успех в Техасе вошел в список безусловных побед вместе с Оклахомой, Виржинией, Алабамой и Арканзасом. И это было лишь начало пути. Если все удастся как задумано, винный погреб Хэнка вообще опустеет. Все это не давало покоя Мэдисон. И не только потому, что тормозились дела в ее фонде — ведь ей приходилось неотлучно быть с Хэнком вместо того, чтобы искать новых жертвователей на гуманитарные проекты. За все эти годы, пока Хэнк ворочал миллионами, Фонд Мэдисон Гудфеллоу не раз испытывал нужду, но она никогда не просила у мужа ни цента. Он время от времени подкидывал деньги, однако так же, как и в другие места, — а их было немало. В университете Хэнк как-то обмолвился: «Я хочу делать миллионы, чтобы потом раздавать их тоннами». Именно за это она любила его больше всего. Но из-за всей этой предвыборной чепухи он больше не занимался благотворительностью, что очень ее злило.

Кто-то постучал в дверь.

— Мэдди? Майк велел передать, что мы отправляемся в пять. — Кимберли, помощница Майка, одна из немногих женщин, работающих в команде Хэнка. — Ты готова?

— Абсолютно! — ответила Мэдисон бодро, как обычно.

Она накинула плащ от «Бёрберри», чтобы поехать на «Эй-Ти-энд-Ти-Стэдиум» — на «родео Хэнка», как она это называла. Выходя из номера, наглухо застегнулась, но прежде чем подняться на середину сцены, сняла плащ и бросила его Кимберли. Глаза ассистентки впились в ее декольте.