Возвращайся! - Александр Аде

– Следовательно, кто-то воспользовался случаем и – своими или чужими руками – убил Снежану?

В ответ он недоуменно вскидывает костлявые плечики, глядя на меня с безумной хитрецой.

Вернувшись домой, привычно достаю из урчащего холодильника пиво и, отпив пару глотков, натужно пытаюсь размышлять.

Пожалуй, после разговора с калекой моя задача не упростилась ничуть. Хотя и не усложнилась. Уже неплохо.

А ведь есть – есть! – в колясочнике какой-то надлом. Парень из тех, кто самозабвенно, с садомазохистским сладострастием терзает и себя, и других. Классический страдалец Федора Достоевского. Федя любил таких, больных телом и душой.

Поразмыслив, набираю номер Михи. Представляюсь. Спрашиваю:

– Кто пригласил тебя играть в театре «Гамлет и другие»?

– Не помню, – мямлит Миха.

– То есть как? – опупеваю я. – Погоди, но каким же образом ты узнал о существовании «Гамлета»? Как выяснил, что им требуются актеры? Может, прочел объявление в газете или услыхал по радио?

– Не помню я! – Миха чуть не плачет. – Это было почти год назад. Я уже все забыл!

Эх, зря я ему позвонил! Надо было с пацаном встретиться основательно, тет на тет, пристально в глаза ему поглядеть. Думается, он бы не рискнул так бездарно и трусливо врать.

Впрочем, на мой взгляд, только порядочная скотина станет вытаскивать правду из человека, которого и так измочалили правоохранители.

Распластываюсь на диване и начинаю расслабленно соображать.

Я размышляю о калеке. Кое-какие сведения я о нем раздобыл.

Родился парнишка в нашем городке и обретался, кстати, в том же самом малоэтажном районе, что и я. Рос дерзким озорником. Обожал делать мелкие пакости, но так, чтобы заподозрили не его. Но уж если был уверен, что за это не влетит, охотно признавался в своей подлости. Любил мучить животинку, а однажды убил голубя: любопытно было, как тот станет умирать.

Стартовые условия у него были просто замечательные. Школу закончил с золотой медалью, физфак университета – с красным дипломом. Поступил в аспирантуру. И вдруг – точно кто его сглазил. Ни с того ни с сего оскорбил научного руководителя, из аспирантуры ушел… И покатился по наклонной.

Что еще мне известно?.. Ах, да. Прокудникова он иначе как сволочью не называл.

Добавлю свои наблюдения: мания величия и комплекс неполноценности в одном флаконе.

Инвалид ухитрился невероятным образом соединить в театре «Гамлет и другие» двух детишек проказливого Николаши. Вопрос: как ему это удалось? И еще: зачем он это сделал?

И – главное: как оказалось, что Снежану угрохал тот же самый маньяк, что и Катю Завьялову?

Окаянный калека, точно леший, водит меня кругами по чащобе загадок. Он и впрямь смахивает на лешего, достаточно взглянуть в его шельмоватые зенки, в которых неугасимо горит бесовский огонечек. Как сейчас вижу его высохшие парализованные ноги в мятых темно-коричневых брюках. А вдруг ступни, на которые надеты истасканные клетчатые тапки – не человеческие конечности, а раздвоенные копыта козла?

А Николаша Прокудников врет, крутит. Что-то между ним и инвалидом явно было! И калека, оторванный от мира, запертый в четырех стенах, до сих пор этого ему не простил. И, наверное, не простит уже никогда.

Не вставая с дивана, звоню Прокудникову.

– Николай Николаич, встретился я с вашим школьным приятелем. Мне бы хотелось знать, из-за чего вы поссорились?

– А он разве не сказал? – осторожно удивляется Николаша.

– Он – нет. Заявил, что между вами не было никаких недоразумений. Так что вся надежда на вас, Николай Николаич.

– Ну, если это так нужно… – Он явно не торопится с воспоминаниями.

– Очень, – непреклонно заявляю я.

– Мы с ним за одной партой сидели… кажется, с пятого… или с шестого класса, точно не помню… Ну – пацаны, всякое бывало. Обижались, дрались, мирились. Однажды – если не ошибаюсь, классе в десятом – я ляпнул сдуру: дескать, когда у тебя будет жена, я с ней пересплю. В этом возрасте пареньки зациклены на сексе, а у меня уже были девчонки, и не одна… А он, видимо, запомнил. С этого дня дружба пошла под откос. Как школу закончили, он со мной всякое общение прекратил. Если сталкивались на улице, перебегал на другую сторону.

– Я слышал, его супруга была очень некрасива. Вам не кажется, что он выбрал ее именно по этой причине? Боялся, что вы и впрямь ее соблазните, вот и подстраховался.

В трубке раздается плутоватый хэхэкающий смех, который кажется мне напряженным и неестественным.

– Кто знает, может, вы и правы… – отсмеявшись, мнется Николаша.

– Вот вы сказали, – напоминаю я, – что после школы с ним не общались. А между тем – по его словам – именно вы сообщили ему о своих незаконных детях.

– А, черт. А ведь точно, был у нас разговорец. Случайно столкнулись на улице… Когда же это было?.. Лет десять назад, никак не меньше. Он сделал вид, что мы по-прежнему друзья, затащил к себе (помнится, его жена лежала в больнице). Мы прилично дернули водки, я захмелел, хвастался амурными победами. А он, гаденыш, на ус мотал.

– Если вам известны еще какие-то детали этой истории – любые – лучше сообщите сейчас. Потом может оказаться поздно.

– Больше мне добавить нечего, – говорит он таким непритворным, таким печальным голосом, что невозможно не поверить.

На этом наш диалог завершается. И я задумываюсь. А что если и впрямь калека соединил двух Николашиных детишек лишь для того, чтобы тихонько позабавиться, хихикая и пуская слюну, и никаких других желаний не было?

Тогда что ж получается? Миха, этот флегматичный крендель, – серийный убийца?

Бред собачий.

Представляю, как героические опера крутили-вертели его, не давали ни вздохнуть, ни охнуть, наверняка подключили психотерапевтов (если маньяк, стало быть, винтиков не хватает), и те выворачивали парня наизнанку. И если не смогли вытряхнуть признательные показания, значит, он не причем. Чист.

Безобидный толстяк Миха. Его страдания еще не кончились. Скоро ему предстоит вынести еще один страшный удар. Он еще не знает, что переспал с единокровной сестрой!

Так вполне рядовая пошлая тусовка превращается в античную трагедию. Кровосмесительство и смерть…

А ведь Николаша Прокудников сломал жизнь инвалиду. Тот женился на уродливой женщине и, возможно, – до самой смерти супруги – опасался, что этот проказник ее соблазнит… Но – «только этого мало», как сказал когда-то поэт. Мелковато. Неубедительно. Вряд ли калека столько лет потратил на то, чтобы свести незаконных детишек Прокудникова из-за такой мелочи. Что-то наверняка было еще…

Стоп. А не поговорить ли мне с кем-нибудь из бывших одноклассников Прокудникова? Может, растолкует, что там произошло между Николашей и инвалидом?