Возвращение - Игорь Чужин

– Да, это я. Ты метался в бреду, а я пыталась тебя удержать, но ты меня ударил в живот с такой силой, что я улетела в кусты. Теперь у меня все внутри болит.

– Прости меня, Леночка, я не помню, как это произошло.

Прохрипев эти слова, Игорь повалился на бок, и его вырвало, затем он снова потерял сознание и начал бредить. На вторую пытку покушения у меня не осталось ни моральных, ни физических сил, а если сказать честно, то и смелости. Игорь, даже находясь в беспомощном состоянии, едва не прибил меня как муху, поэтому пусть судьба решает, жить ему или нет, а я умываю руки.

Вскоре вернулась Катя, и я рассказала ей свою версию произошедших событий и о том, что Игорь приходил в сознание. День клонился к вечеру, и продолжать путь стало невозможно. Поэтому мы оттащили носилки с Игорем в сторону от дороги и устроились на ночлег. Пока я готовила еду, Катя мастерила волокушу, затем мы вместе с ней обработали язвы на теле Игоря и накормили его обрыдшей уже ухой. Когда мы закончили все дела, уже окончательно стемнело. О ночном дежурстве не могло быть и речи, поэтому, доверив свою судьбу воле случая, мы заснули прямо на голой земле у прогоревшего костра.

Следующую неделю я помню только отрывками. Похоже, мы с Катей превратились в загнанных ломовых лошадей, которые тащили свой груз к недостижимой цели только по привычке. Игорь еще два раза приходил в сознание, однако вскоре опять впадал в забытье. Язвы на его теле начали подсыхать, но он был очень слаб, и мы не понимали, какие силы удерживают его среди живых.

К полудню седьмых суток мы доплелись до перекрестка, где лесная дорога пересекалась с наезженным трактом, на котором были хорошо видны следы лошадиных копыт и колеи от тележных колес. Следы оказались старыми, и их размыло дождем, но все равно они были оставлены не более месяца назад.

Мы решили сделать привал, а затем решать, куда идти дальше. За последние два дня мы довольно далеко ушли от кормившей нас реки, и запасы рыбы подошли к концу. После привала Катя собиралась вернуться к реке, чтобы наловить рыбы на несколько дней. Конечно, свежая рыба не могла храниться долго, но если ее поджарить, то мы смогли бы растянуть запасы на три-четыре дня. Пообедав остатками завтрака, мы покормили Игоря и повалились на траву. После еды нас разморило на солнышке, и мы незаметно для себя задремали, но выспаться нам было не суждено.

Чья-то грубая рука зажала мой рот, а затем мне заломили руки за спину. Через минуту я была связана по рукам и ногам, а во рту у меня торчал кляп из вонючей тряпки. Два здоровенных воина, похожие на киношных американских индейцев, оценивающе рассматривали меня, словно я была их охотничьим трофеем, и они решали, как быстрее содрать с меня шкуру. Вскоре к нам подошли еще два таких же Чингачгука и положили рядом со мной связанную Катю.

Я повернула голову в сторону носилок и увидела, как еще один воин грубо сбросил Игоря на землю и связывал ему руки. Игорь зашевелился и начал слабо сопротивляться. Воин ударил пленника по голове и продолжил заламывать ему руки. Неожиданно Игорь каким-то чудом вывернулся, и воин кувырком улетел в кусты, ударившись по дороге спиной о дерево. Индейцы, стоящие рядом со мной, мгновенно выхватили оружие и бросились на помощь пострадавшему товарищу. Непонятно, где полумертвый Игорь нашел в себе силы, чтобы оказать отпор, но оба воина отправились в кусты следом за своим товарищем.

Вид Игоря был ужасен, он стоял качаясь, словно дерево на ветру, и из уголка рта на его грудь текла почти черная струйка крови. Чудовищная гримаса исказила лицо Игоря, и было непонятно, это от боли или он так улыбается. Оставшиеся на ногах воины невольно отпрянули от живого мертвеца, который, казалось, восстал из ада. Однако они быстро перебороли свой страх и, обнажив мечи, медленно начали приближаться к безоружному Игорю.

Один из воинов что-то злобно крикнул на незнакомом языке и бросился в атаку. Что произошло дальше, я так и не поняла, потому что воин полетел на землю с вывернутой в плече рукой, а его меч оказался в руке у Игоря. Второй воин тоже ринулся в бой, но сразу получил рукоятью меча в лоб и свалился рядом с первым нападавшим.

Игорь, криво усмехнувшись, что-то сказал раненому воину на их же языке и отбросил меч в сторону. Воин стал бледнее смерти и, уткнувшись лбом в землю, что-то жалобно залопотал. Однако Игорь его уже не слышал, потому что у него горлом пошла кровь, и он, надрывно кашляя, упал на колени. Воин, несмотря на вывихнутую руку, бросился к Игорю и, сорвав с пояса флягу, стал заливать ему в рот какую-то жидкость. При этом он громко кричал на своих товарищей, которые только сейчас начали приходить в себя от оплеух, полученных от полуживого противника.

На поляне началась странная суета. Воин с вывернутой рукой отдавал приказы, а его подчиненные со всех ног бросились их исполнять. Два воина с сумасшедшей скоростью бросились бежать куда-то в лес, а остальные за несколько минут соорудили новые носилки и, положив на них Игоря, быстро понесли его за убежавшими воинами. Мы с Катей остались лежать связанными на перекрестке, потому что индейцы совершенно забыли о нашем существовании. Я, извиваясь как гусеница, пыталась подползти к Кате, чтобы вытащить хотя бы кляп изо рта, но из леса выбежал воин, который разрезал наши веревки, вынул кляпы и жестами приказал следовать за собой.

Мы следовали за воином, словно барашки на заклание, и я мысленно уже простилась с жизнью. Ни о какой попытке сбежать не могло быть и речи. Конвоирующий нас воин легко пресек бы любую попытку побега, а его пренебрежительное отношение к нам с Катей указывало на то, что он нас запросто прирежет и даже не поморщится.

Примерно через час нас окликнул часовой, который о чем-то переговорил с сопровождающим нас воином, и мы продолжили путь. Вскоре мы вышли на поляну у дороги, на которой расположился лагерем большой караван. Большинство обитателей лагеря столпились у большого шатра, и никто даже не повернул головы в нашу сторону. Конвоир провел нас к колонне повозок, растянувшейся вдоль дороги, и передал на руки двум молодым женщинам. После коротких переговоров с воином женщины брезгливо осмотрели нас с Катей и попытались с нами заговорить. Поняв, что мы не знаем их языка, они вытащили из повозки корзину с какими-то вещами и повели к ручью. Воин остался караулить на берегу, а женщины, приказав жестами раздеться, загнали нас в воду. Мы с Катей робко плескались в ручье, но смыть с себя накопившуюся грязь без помощи мыла не могли. Одна из женщин не выдержала такого зрелища и громко выказала свое неудовольствие нашим поведением. Затем она быстро скинула с себя одежду и, прихватив кувшин с какой-то жидкостью, залезла в воду. Это оказался местный шампунь, и женщина вылила его нам с Катей на голову. После этого она выдала нам мочалки из какой-то травы и стала помогать нам сдирать грязь. Через некоторое время к ней присоединилась вторая женщина, и дело пошло веселее.

Вскоре мы с Катей стали похожи на женщин, а не на комок грязи, и выбрались на берег. Женщины помогли нам вытереться и расчесать волосы, а затем нарядили в такие же, как у них, сарафаны. В качестве обуви мы получили индейские мокасины, которые легко были подогнаны по размеру с помощью кожаных ремешков. Когда мы одевались после купания, стороживший нас воин стал подглядывать из кустов. За это он сразу схлопотал мочалкой по наглой роже и убежал в лагерь от греха подальше.