Грабеж средь бела дня - Сергей Зверев

– Милиция! – продолжала голосить чернявая, утирая кровь с разбитого лба. – Позовите же милицию!.. Хулиганы здоровья лишают!..

Цвыркнув на асфальт длинной желтой слюной, воровка медленно достала из кармана опасную бритву и мгновенно раскрыла ее. Солнечный лучик угрожающе прокатился по тонкому лезвию.

– Первого же, кто ко мне подойдет, – попишу! – тихо, но очень явственно пообещала она.

Толпа в страхе отступила.

Неожиданно из-за спин собравшихся послышался чей-то начальственный окрик:

– Что здесь происходит?

Публика, словно по команде, развернулась назад. Сквозь толпу медленно пробирался невысокий сухопарый блондин в элегантном песочном костюме. Дорогие солнцезащитные очки от «Гуччи» и изящная широкополая шляпа частично скрывали верхнюю часть его лица. Выглядел блондин весьма импозантно: энергичный поворот головы, волевые морщины, рельефные тонкие губы… И лишь уродливая бородавка на подбородке заметно портила его внешность.

– Так, быстренько расходимся, – с командными интонациями проговорил подошедший. – Нечего тут стоять.

Приблизившись к воровке, он ловко заломал ее руку назад – бритвенная принадлежность тихо звякнула об асфальт.

– Эт-та что еще за хрен с бугра выискался? – развязно удивилась истеричка. – Мужик, те чего надо? Ты кто здесь такой?

Подошедший презрительно покосился в ее сторону. Он стоял, чуждый жаре и толпе, в светлом с иголочки костюме, явно раздумывая, стоит ли реагировать на вопрос.

– Уважаемая гражданка… Обращаться к незнакомым людям следует вежливо. А в разговоре с ответственными сотрудниками Генпрокуратуры требуется особая осторожность, – наконец снизошел он до ответа и, помахав перед носом Нюры сафьяновым удостоверением с золотым тиснением «ГЕНЕРАЛЬНАЯ ПРОКУРАТУРА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ», продолжил с казенной деловитостью: – Я все видел. Все свободны. А вот потерпевшую и свидетелей я попрошу остаться. Сейчас вы сообщите мне свои паспортные данные… А эту мразь я лично отведу в горотдел.

Говоривший был холоден и надменен. Фраза насчет «горотдела» была произнесена им с такой веской убедительностью, что никто даже не догадался спросить: с каких это пор ответственные сотрудники Генпрокуратуры ловят базарных воришек?

Задержанная, даже не взглянув на подошедшего, процедила с ненавистью:

– Банкуй, мусорня… Твоя взяла!

– Фамилия! – прозвучало властное.

– Манда кобылья!

– Так ты еще и грубишь? Документы есть? Нету? Ладно. Не хочешь говорить – и не надо. В кабинете у опера все скажешь, – карающе и презрительно посулил ответственный прокурорский сотрудник, поднимая с асфальта гипсовый муляж руки. – Кто тут потерпевшая? Вы? Гражданочка, попрошу ваши паспортные данные… Никуда не уходите, за вами из горотдела машина придет. Можете потихоньку сворачивать торговлю.

– А почему бы нам всем сразу в милицию не поехать? – резонно спросила чернявая истеричка, утирая кровь с разбитого лба.

Сотрудник Генпрокуратуры доверительно улыбнулся:

– Вы что, не видите, кто перед вами? Уголовница, рецидивистка… клейма негде ставить. Ее сперва как следует обработать надо. Может, еще какие-нибудь преступные эпизоды всплывут. Тут недавно в горсаду обезглавленный труп нашли с тридцатью пятью ножевыми ранениями. Между прочим, приметы этой гражданки подозрительно совпадают с розыскной ориентировкой убийцы, – заявил он и, выкрутив руку воровки за спину, поволок ее на выход.

– М-м-м… Какой мужчина! – причмокнула языком чернявая, глядя в спину сотруднику Генпрокуратуры. – Прямо Ален Делон!

– Ой, и не говори, – подтвердила Нюра, собирая с асфальта шоколадки, сигаретные пачки и банки с кофе. – И бритвы не испугался… Не подоспей он вовремя – нас бы эта воровка на части порезала!..

* * *

Центральный рынок и горотдел милиции разделяли какие-то триста метров. Путь через безлюдную заброшенную стройку сокращал это расстояние почти вдвое.

Заведя задержанную за высокий бетонный забор, ответственный сотрудник прокуратуры неожиданно высвободил ее руку.

– Пиля, – душевно произнес он, – а зачем тебе, собственно, в горотдел? Там что – собрались твои лучшие друзья?

Та обернулась и, взглянув на арестовавшего ее человека, едва не лишилась чувств… Тонкие выщипанные брови удивленно поползли вверх, зрачки расширились, челюсть отвисла. Прислонившись спиной к забору, воровка смотрела на мужчину, словно на кладбищенское привидение.

– Ле…ха? – хрипло прошептала она.

– Леха, – невозмутимо подтвердил Алексей Сазонов, снимая солнцезащитные очки. – Неужели ты только теперь меня выкупила?

– Да я… да ты… – Пиля явно не верила в реальность происходящего. Достав из кармана «беломорину», она судорожно смяла бумажную гильзу и, закурив, прикоснулась к рукаву Жулика так, будто перед ней стоял бесплотный дух.

– Только не надо примитивного мистицизма. Это действительно я, – обаятельно улыбнулся Сазонов, дружески обнимая товарку.

– Ле-е-еха… – вновь прошептала воровка, медленно осознавая. Наконец, нервно затянувшись папиросой, выпалила: – А центровая братва цинканула, что тебя парижские мусора на кичман окунули! Ты че – в отрыв, значит, ушел?

– А ты думала, я здесь по туристической путевке? Или по международной программе обмена братвой?

– Как? И прямиком из Франции – сюда?

– Как видишь.

– Так ведь это у тебя уже… третий рывок!

– Один рывок с кичи – геройство. Два – фарт. А три – это уже статистика, – белозубо улыбнулся недавний арестант «Сантэ». – Ладно, по быструхе сматываемся. Не ровен час, и впрямь на ментов нарвемся.

Дорога, петлявшая между оплывшими котлованами, была очень узкой, и идти приходилось гуськом. Глядя в спину особо опасной рецидивистке Маргарите Пиляевой, Жулик доброжелательно улыбался.

Он прибыл в родной город лишь час назад. Позвонил Пиле домой и, не застав ее, решил пройтись по базару. Ведь Центральный рынок всегда был ее любимым охотничьим угодьем.

Эта заматеревшая на женских зонах блатнючка слыла человеком темных кровей, запутанной биографии, но просветленной и щедрой души. Убежденная лесбиянка-«коблиха», Рита тем не менее обладала множеством несомненных достоинств: любила друзей, гостей, анашу и неразведенный спирт, люто ненавидела мусоров и их пособников, дралась не хуже отвязанного омоновца и чтила воровские понятия похлеще самого ортодоксального блатного.

Пиляева, жившая под девизом «ни дня без кражи», считалась в преступном мире золотой пацанкой. Многие побаивались эту острую на язык и невоздержанную на поступки уголовницу. По слухам, даже сам Дядя Ваня, «смотрящий» по городским рынкам, старался не конфликтовать с воровкой без особой нужды.

Зато Леху Сазонова связывала с ней долгая и крепкая дружба. Они были знакомы с детства и доверяли друг другу на все сто. Немало славных дел было провернуто Жуликом с ее помощью, немало общих дорог пройдено, и кто знал – сколько еще предстояло пройти?