Имперец. Том 3 - Владимир Кощеев

я. — При всем уважении, Олег Юрьевич, но ваше здоровье оставляет желать лучше. Невооруженным глазом видно, что ваше время на исходе. Кто позаботится о вашей дочери после вас? Братья? И кем она при них будет? Приживалкой? Бедной родственницей? Жены ваших сыновей будут стремиться от нее избавиться, кому нужна такая бедная родственница? Такое будущее вы желаете для своей дочери? Или, может быть, хотите ее продать в аристократический род, где Василиса всегда будет на третьих ролях, без права на мнение, ведь ее с улицы взяли? Не секрет, как относятся к таким женам в среде благородных.

Я посмотрел на мужчину тяжелым взглядом и подвел черту:

— Со мной ее ждет социальный лифт, достаток и будущее.

Корсаков смотрел на меня, и сложно было понять, что его мучает больше — желание проораться на меня или желание сдержать подступающий приступ кашля.

— Папа, — подала голос Василиса, накрыв сжатую в кулак руку мужчины своими ладошками. — Я понимаю, что ты беспокоишься. Но это моя жизнь, и я вправе распоряжаться ей по своему усмотрению. Я совершеннолетняя.

Корсаков сделал глубокий вдох, удерживая приступ, и проговорил:

— Совершеннолетняя, да. И как совершеннолетняя, ты заключила со мной договор. И если ты думаешь, что я отзову его после того, как твой хахаль мне пыль в глаза попускал, должен тебя огорчить.

Василиса упрямо поджала губы, а я ухватился за новый и заранее не понравившийся мне факт.

— О каком договоре речь, Василиса?

Глава 12

— О каком договоре речь, Василиса? — я внимательно посмотрел на девушку.

Корсакова в одно мгновение подобралась, закрылась, сделалась даже как-то постарше.

— Отец, здесь не место и не время для обсуждения, — произнесла она, глядя на Олега Юрьевича.

— А мне кажется, что как раз самое время, — заметил я.

Василиса, может быть, и хотела бы съехать с темы, но ее папенька, кажется, был настроен решительно против меня. А потому не стал отнекиваться и с неким злорадством заговорил:

— Мы с дочерью заключили договор, — проговорил он с видом почти что победителя, — согласно которому она за год должна достигнуть определенных показателей и финансовой независимости.

— Иначе? — подтолкнул я его к дальнейшему пояснению.

— Иначе меня ждет удачный брак с… с кем там, папа? — вступила в диалог Василиса.

— Со Строгановыми, — охотно подсказал мужчина.

— И когда истекает этот год? — уточнил я.

— В следующем сентябре, — нехотя ответил Корсаков.

— Пф, — максимально пренебрежительно отмахнулся я. — Какие бы цифры там ни были вписаны, к сентябрю ты их получишь.

Корсакова промолчала, а ее отец прищурился:

— Я не позволю сделать из дочери содержанку.

— Вы такого плохого мнения обо мне или о своей дочери? — приподнял я бровь.

Корсаков полыхнул грозным отеческим взглядом, но Василиса не дала нам окончательно разругаться:

— Папа, уже очень рано. Я устала и хотела бы вернуться в общежитие. Предстоит много дополнительной работы, чтобы выдержать сроки, — произнесла девушка.

— Увы, это действительно так, — согласился я.

Девушка коснулась руки отца своими тонкими пальцами и поцеловала его в щеку:

— Спасибо за поддержку, папа. Береги себя. Я позвоню на неделе.

Я поднялся на ноги и максимально дружелюбно улыбнулся Корсакову:

— Рад был познакомиться, Олег Юрьевич. Жаль, что при таких тревожных обстоятельствах.

Мужчина не ответил, лишь кивнул дочери, а меня, как и положено недовольному родителю, проигнорировал. Мы не успели дойти до выхода из бара, как за спиной раздался ужасный, удушающий кашель. Я сбился с шага и посмотрел на Василису — стоит ли вернуться?

Но девушка, не сбавляя скорости и не меняясь в лице, шла к выходу. И лишь когда мы сели в мой «Руссо-Балт» и тронулись с места, Василиса заговорила:

— Отец хочет как лучше, — сказала Корсакова. — Он очень болен, ты прав, и он торопится, чтобы все успеть. Я надеюсь, ты не будешь держать на него зла.

— Думаю, я его понимаю, — пожал я плечами в ответ. — Он мог бы проявить к твоим решениям больше доверия, разумеется, но я его понимаю.

— Спасибо, — тихо ответила Василиса.

Утренняя Москва была пустынна, и оттого прекрасна. Машина плавно катилась по городу, ловя за хвост зеленую волну, думать ни о чем не хотелось. Говорить, если честно, тоже. Да и что тут обсуждать — работать нужно.

Хотя, говоря откровенно, меня немного восхитило сдержанное молчание Василисы, но стоило мне скосить глаза, как все встало на свои места.

Девушка задремала, и снилось ей что-то ну очень серьезное — так она смешно хмурила брови и кривила губы.

Спи, моя радость, я обо всем позабочусь.

Мое утро в ИМУ началось с Лобачевского-младшего, которого я выцепил прямо на выходе из общежития.

— Утречка, — поздоровался я с парнем, зябко кутавшимся в тоненький модный плащик.

— Доброе утро, — ответил Андрей, поднимая воротник в надежде спастись от холодного ноябрьского ветра.

Поскольку я опять всю ночь не спал, то к долгим реверансам склонен не был.

— Андрей, у нашего проекта возникло непредвиденное обстоятельство, напрямую влияющее на сроки, — произнес я.

Парень кинул на меня мрачный взгляд:

— Деньги кончились?

— Помещение, — поправил я. — Помещение кончилось.

— Это как? — не понял Лобачевский, высунувшись из воротника и быстро втянув голову обратно.

— Ну, знаешь, как бывает, — протянул я. — Некачественные перекрытия или конструкционные ошибки…

— У вас что, помещение рухнуло⁈ — округлил глаза Андрей.

— Правильнее сказать — взорвали, но не будем придираться к терминологии.

— Это не мы, — уверенно заявил Лобачевский.

— Я знаю, — усмехнулся я в ответ. — Вопрос не в этом. Я сегодня не смогу отсобеседовать твоих бойцов, но Василисе они понравились. Можешь попридержать их до конца недели? Пока я по-быстрому не решу вопрос с офисом.

— Конечно, Александр, не проблема, — со всей серьезностью отозвался Лобачевский. — Могу даже что-то предложить из площадей рода.

— Спасибо, — не стал сразу отказываться я, — если быстро не подберу — обязательно к тебе обращусь.

Некоторое время мы шли молча, пока Лобачевский, которого явно распирало от любопытства, все-таки не спросил:

— А кто взорвал-то?

Я хмыкнул:

— Ну, кто взорвал, уже вряд ли кому-нибудь помешает. Знаешь, карма — она как бумеранг. Прилетает четко в темечко.

Москва, Кремль, Дмитрий Алексеевич Романов

Селектор на столе императора пискнул, и Дмитрий Романов на автомате ткнул в кнопку рядом с горящим индикатором, не отвлекаясь от бумаг.

— Государь, к вам боярин Нарышкин, — проговорила секретарь.

— Проспался и теперь решил узнать, о чем вчера говорили? — вяло поинтересовался Его Величество, перелистывая отчет.

— Говорит, дело государственной важности.

— А у меня все дела, Зоюшка, государственной важности. Даже личные, — продолжая читать, произнес Дмитрий Романов.

Секретарь помолчала.

Она давно работала с императором и знала, что если Его Величество чем-то занят, добиться внятного ответа сразу не получится. Но тактика выжидания и измора работала всегда.

— Так что, пускаю? — спустя десять минут спросила секретарь, которую Романов все еще держал на