Венецианское завещание - Анна Князева

– Бедная девочка… – потрясенно прошептал Стевен.

Лучше бы он этого не говорил. Дайнека разревелась. Он молча прижал ее к себе, и она рыдала, уткнувшись в его фланелевую куртку.

Результат этой встречи был таким, каким запланировал его Стевен. Спустя полтора часа они уже ехали на ее машине в сторону Венеции. Стевен заранее подготовился к отъезду. Он опасался слежки и очень хвалил ее за то, что она сменила машину.

Дорога пролегала через равнинные земли. Навстречу бежали апельсиновые и лимонные деревья, поля, укрытые гигантскими полиэтиленовыми полотнами.

Иногда кое-где встречались замшелые полуразрушенные постройки.

– …и время не может их изглодать… – Дайнека сказала это по-русски.

Стевен повернул голову, но, не услышав пояснений, тут же сосредоточил взгляд на дороге, поскольку за рулем сидел он.

Как всегда в пути, Дайнека не думала об опасности. Ей просто хотелось жить. Жить свободно, с такой же легкостью, как она дышит. Наслаждаться незамысловатыми сиюминутными радостями, не слишком заботясь о последствиях.

Нарушив молчание, Стевен спросил:

– Кто у тебя остался в России?

– Отец, – ответила она.

– И все?!

– И еще Тишотка.

– Ти… что? – переспросил он ее.

– Ти-шот-ка. Моя собака. Пес.

– А-а-а-а. – Стевен, кажется, понял, что она не очень одинока.

Дайнека задумалась, но тут же отбросила от себя грустные мысли о Джамиле. Сказала себе, что об этом самом главном в ее жизни человеке она должна думать только наедине с собой.

– А у тебя большая семья? – спросила она.

– Да-а-а! Очень большая.

– Сколько человек?

Стевен озадаченно сморщил лоб:

– Я не знаю точно… человек двести… ну, может быть, двести десять…

Дайнека рассмеялась:

– Я имела в виду только самых близких… отец, мать… братья…

– Отец… мать… брат… – эхом отозвался Стевен. Ей показалось, что произнес он это как-то невесело.

Она попыталась задать наводящий вопрос:

– Сколько народу живет в вашем доме?

Стевен совсем скис:

– Пятьдесят, – ответил он упавшим голосом, – но это в основном… персонал.

– Это ж какой дом надо иметь, – изумилась Дайнека.

– Большой. Комнат шестьдесят.

– Ты смеешься надо мной? – Она оценила шутку и рассмеялась. – Я поняла!

– Нет, – просто ответил он.

Дайнека притихла. Наконец до нее дошло, что он говорит серьезно.

Все встало на свои места. Спортивная машина, дорогой костюм, дом в шестьдесят комнат…

– Твой отец богатый человек?

– Нет, он не богат.

– Ну, тогда я ничего не понимаю!

– Богата моя мать, – сказал Стевен.

Она почувствовала, что он не хочет об этом говорить. Какое-то время они ехали молча. Но проезжая Падую, Стевен справился со своим настроением:

– Послезавтра мы поедем ко мне домой, в Понтедейру. Туда, где я вырос. Я познакомлю тебя со своим отцом, с матерью, братом.

Он немного помолчал.

– Знаешь, мой отец швед, его имя Улаф Бергстрем. Я – наполовину швед, наполовину итальянец. Мать – итальянка, из Понтедейры.

– А где это? – спросила Дайнека.

– Неподалеку от Пизы, на той стороне полуострова. Ты слышала про Пизанскую башню?

Дайнека усмехнулась:

– Про нее даже сибирские медведи знают.

– Правда?

– Точно! – подтвердила она.

Стевен помотал головой:

– А в Италии о ней знают не все… Особенно на Юге.

Дайнека так и не поняла, шутит он или говорит правду.

Они въехали в Местре, преддверие Венеции, уже затемно. Сбившись с дороги, какое-то время петляли в промышленных районах и портовых строениях. Когда наконец подъехали к пятикилометровому мосту, который соединяет материк с островами, Стевен пояснил:

– Это сооружение называется – «Мост Свободы». Его построили в 1933 году…

Дайнека не слушала его. Она съехала вниз по сиденью и затаилась, испуганно скрючившись.

– Что… Что?! – закричал Стевен.

– Они… – прошептала она.

На обочине у самого моста притаился черный «Мерседес», рядом стояли двое мужчин. Стевен все понял, он зло посмотрел в их сторону.

Как только они доехали до вокзальной площади, немедленно сдали машину в агентство. Нырнув в ближайший закоулок, они миновали набережную, откуда отправлялись пароходики «вапоретто», и наняли маленький катерок, намереваясь доехать до центра Венеции.

Стевен помог ей запрыгнуть в катер. Чтобы защититься от холодного ветра, предложил зайти в кабину, но Дайнека категорически отказалась. Завернувшись в куртки, они стояли, опираясь на облицованную красным деревом крышу каюты.

Мотор тихонько зацокал. Стевен прокричал водителю, чтобы тот ехал медленно и через Большой канал. Дайнека еще не знала, какой подарок для нее приготовил этот чужой итальянский город с нежным названием Венеция…

Расходясь по обе стороны, перед ней разворачивалось почти театральное действо. Декорации были ослепительны.

Дворцы, утонувшие в зелени и обрамленные чугунным кружевом оград. Широкая лестница, простирающаяся к воде, как шлейф знатной дамы… Фрески, вспыхивающие на фасадах в отраженном от воды свете.

Палаццо казались творениями высочайшего искусства и гармонии. Они сменяли друг друга, словно актеры, разыгрывая каждый свою роль.

Глянцевая крыша катера приумножала свет переменчивых сполохов. Дайнеку охватило упоительное чувство безумной радости. Она с благодарностью взглянула на Стевена, глаза ее были огромные и сияющие, серо-зеленые с золотистой искрой.

Он обнял ее и крепко прижал к себе.

Стоя на набережной, они решали, что делать дальше

– Ни в коем случае нельзя ехать в забронированный отель, – сказал Стевен.

– Пойми, мне все равно придется идти на занятия.

– Пусть так, но сегодня мы переночуем в другом месте, а завтра решим, как поступить дальше.

Стевен подхватил сумку и направился к первому попавшемуся отелю, подъезд которого выходил на набережную. Дайнека подняла глаза и прочитала:

– «Даниэли»… Ты с ума сошел!

Это был очень дорогой отель. Но Стевен, не оборачиваясь, пошел к ярко освещенному входу, затем, картинно развернувшись, застыл в полупоклоне, жестом приглашая ее зайти вместе с ним.