Не доставайся никому! - Галина Владимировна Романова

– Потому что крестный папашка, он богом послан. Что в нашем с тобой конкретном случае и подтверждается, дочка, – Аристов съел еще один кусок колбасы, потянулся за третьим и вдруг начал оправдываться: – Все мечтал, как выйду, так перво-наперво колбасы такой вот докторской куплю батон и съем разом один! Купил, а незадача случилась… Одному-то жрать и неохота! Пришлось вот Андрюху в гости зазывать… Кого там увидела, дочка, что так расстроилась?

Она уже не удивлялась и даже привыкла к неожиданным переменам тем в разговоре.

– Короля крестового, которого вы мне нагадали на картах, – выпалила она и заревела. – С подругой моей! Она… Она про него тогда сказала, что он мне не нужен, что он вообще может быть кем угодно, а сама…

– Да лахудра она, забудь, – порекомендовал Аристов, не переставая жевать. – Мне она сразу не понравилась, еще в больнице.

– А еще где? – не поняла Алиса и сквозь слезы уставилась на Петра Ивановича.

Но он будто не понял или не расслышал ее вопроса. Сходил за шкаф себе за чашкой. Налил заварки, кипятка, всыпал сахара, начал мешать, с остервенением громыхая ложкой.

– Понятно, – кивнула Алиса с усмешкой. – А кого забыть мне следует: Тайку или Макса?

– Макс – это кто?

– Это тот самый крестовый король, с которым у меня должно быть все хорошо, – напомнила Алиса с печалью в голосе.

– Не-е, про него пока забывать не стоит. А вот про лахудру забудь!

– Как же мне его не забывать, если он ее… Сначала по ступенькам вот так! – Алиса показала, как Макс подавал руку Тайке, сводя ее с лестницы. – Потом через дорожку под ручку, все время улыбаются друг другу, потом в кафе принялись ворковать. Я чуть… Еле сдержалась, честное слово!

– И что же тебя остановило? – Темные глаза Аристова пытливо уставились на нее поверх кружки с чаем.

– Так Сашкина теща вдруг там объявилась. И прямиком к Тайке, – она удивленно мотнула головой. – Кто бы мог подумать, а!

– О чем?

– О том, что они знакомы! Да еще дружны! Эта Мария Ивановна такая перечница, – ее передернуло от воспоминаний. – Она меня просто ненавидит!

– Оно и понятно, раз ее зять тебе все время норовит под юбку залезть, – не то с осуждением, не то с обидой проговорил Аристов. – А подружка, стало быть, с ней подружиться успела?

– Может, они с первого дня дружны были, кто же теперь знает.

– Да узнать-то несложно, – Аристов выкатил нижнюю губу, задумчиво глянул на паренька. – Правда, Андрюха?

– А то! Делов на пол-литра, – улыбнулся Андрей. – А подружка твоя, это такая страшная, с кривыми толстыми ногами? Она все время к тебе таскалась, да?

– Бывала часто, – сдержанно улыбнулась Алиса.

И тут же подумала, что Макс, наверное, страдает врожденной близорукостью, раз не рассмотрел того, что так очевидно для подростка. Чего уж теперь деликатничать: Тая не относилась к категории привлекательных женщин.

Это между ними никогда не обсуждалось, советы в свой адрес Тая не принимала, снабжая ими в огромном количестве Алису, но тема ее природной некрасивости все равно незримо витала в воздухе. И когда они шли по улице и на них оглядывались, обе знали, на кого именно оглядываются.

– Она и с участковым нашим дружна, – подсказал тут же Андрюшка. – Я часто видел, как они скалились.

– Об этом мне известно, – подтвердила Алиса. – Но вот что Тайка знакома с его тещей, я точно не знала. Когда я ее хаяла, подруга всегда мне поддакивала, а тут обнялись, расцеловались. Обалдеть можно!

– А король крестовый что?

– А ничего. Он спиной к ним сидел.

– И даже не обернулся?

– Нет. Кажется, нет.

– Ладно, – Аристов кивнул. – Утром куда ходила? В околоток?

– А вы? Вы откуда знаете? – она удивленно заморгала, поставила чашку на табуретку, посмотрела с подозрением на Андрея. – Ты шпионишь?

– Очень надо! – Лицо его вместе с оттопыренными ушами сделалось красным. – Не шпионю, а охраняю! Мне дядь Петя велел, вот так.

И он, господи помилуй, язык ей показал.

– Правильно, Андрюха, – похвалил его Аристов и погладил Алису по ладошке. – Ты не злись. Ничего же не ясно, милая. Что-то разбухает, что-то вокруг в воздухе носится, а понять невозможно, что именно. Мы вон с ним потихоньку роем, но пока все впустую. Машину-то мы так и не нашли.

Она тут же поняла, о какой машине речь. Училась помаленьку понимать его и перестраиваться на ходу.

– В полиции ее даже и не ищут, – с горечью поддакнула она. – Там вообще посоветовали мне не уподобляться сумасшедшим одиноким старухам.

– Это они про тетю Шуру?! – вытаращился Андрюшка и замотал возмущенно лохматой головой. – Ваще, блин! Какая же она старуха? Она хорошая тетка была, добрая. Мне всегда мороженое покупала и сок, когда я у нее рубли просил. Денег, говорит, не дам, а вот мороженое – пожалуйста.

– Хорошая, – кивнула Алиса. – Только слушать там никто ничего не желает про нее.

– А про тебя? – напрягся Петр Иванович, забыв сжевать очередной колбасный круг.

– И про меня никто ничего слушать не хочет. Говорят…

Она стыдливо умолкла и какое-то время рисовала пальчиком на ладони замысловатые узоры. Рассказывать про подозрения Савосина в адрес Петра Ивановича было неловко. Кто знает, как он это воспримет. Возьмет и обидится насмерть. А она-то тут при чем? Это все Савосин.

Она исподлобья смотрела на этих таких разных мужчин, старательно освобождающих тарелку от нарезанной колбасы. О ней они будто и забыли совсем. Обменивались какими-то ничего не значащими фразами, с шумом тянули чай из чашек, жевали, посмеивались чему-то. Милым и повседневным казался бы их уют, кабы один из них не был уголовником с богатейшим, почти непрерывным стажем, а второй беспризорником.

У них ведь все другое, господи, все отличное от ее: и радости, и понимание правды, и уют тот же, чего уж там. Им вон и на табуретке, накрытой газеткой, кушалось сладко. И разговоры говорились, и смех не смолкал. А она бы смогла так? Смогла бы, невзирая на скудную, невзрачную жизнь, радоваться ей день за днем?

Алиса оглядела тесную комнатку, разделенную шкафом.

Гардероб с покосившимися дверцами, диван с обтрепавшейся обивкой, табуретка, за шкафом угадывалась плитка, торчал угол накрытого клеенкой стола и ножка еще одной табуретки. На полу хоть и не новая, но чисто выметенная ковровая дорожка. Интересно, хватает ее нареченному отцу этого всего или простора хочется? Комната без окон совсем, как камера тюремная. Разница лишь в том, что дверь тут он сам, по своему желанию открывает, а не ждет, пока охранник ключами загромыхает.

– Значит, Шурку твою они в дуры записали. Машину если сразу не нашли, то теперь уж и не найдут, – снова совсем неожиданно стал подводить итог минувшего дня Петр Иванович, с шумом втянув в себя остатки чая. – Тебе посоветовали с нее пример не брать. И убийц не покрывать, так? Чего покраснела-то? Думаешь, не сообразил, чего тебе там наговорили про меня? Не дурак я, Лисочка. Я эту свору смолоду знаю. И мысли их читать научился. И посему… Искать ту падлу они не станут, век свободы не видать. И я бы не стал, если бы был уверен в том, что эта гадина на тебя снова с заточкой не полезет. Зачем-то ведь полез, а? Зачем? Ты ему долг чести не вернула? Это все бред. Слышь, Лисочка, а Шурка твоя, Андрюшка говорит, все с какой-то газеткой по двору моталась. Что за газетка-то? Говорят, и к ментам вроде с ней таскалась? Что там пишут-то, в газетке той?