Доктор Данилов в тюремной больнице - Андрей Шляхов

Шуму было — ой, ой и много раз ой. Как же: среди бела дня из лучшего в области следственного изолятора беспрепятственно сбежал подследственный, да еще внаглую, экспромтом. В экспромт многие не верили, что из своих, что из проверяющих. Больно уж гладко все сложилось: и капитан, вместо того чтобы жать на кнопку и поднимать тревогу, ломанулся бежать за зэком, и решетки с дверями открытые, и то, что караульный не выстрелил… Как-то слишком много совпадений. В кино так часто бывает, в жизни практически никогда. Недаром же говорится, что совпадения случайными не бывают. Тем более что капитан показательно, с треском уволенный из системы, не бедствовал, напротив, создал фирму по оптово-розничной торговле стройматериалами и быстро ее раскрутил. На какие шиши, спрашивается? Деньги ведь с неба не падают.

Начальство перетрясли, Извольская ушла на ту же должность в колонию, где проработала до пенсии, после осталась вольнонаемной, а нам вместо нее дали зятя замначальника управления, который знал только две фразы: «Я так хочу!» и «Для рапортов „по собственному желанию“ у меня бумаги хватит!» Сработаться с ним оказалось невозможно, поэтому я ушел сюда, в нашу колонию, где сейчас и нахожусь. Правда, пришлось мне переучиться на фтизиатра, но оно того стоило, потому что должность была майорской, перспективной, можно было до самой пенсии сидеть и не рыпаться, что я сейчас и делаю. Подполковником врачу в армии стать несложно, а в уголовно-исполнительной системе даже очень непросто. Но я и не рвусь. Звездочкой больше, звездочкой меньше, какая разница?

Почему сложно? Потому что в нашей системе звания с неба не падают, их надо уметь выцарапывать. Если в армии к сроку очередного повышения в звании могут предложить должность с более высоким потолком, то у нас если кому и предлагают, то только своим, тем, у кого наверху есть не просто рука, а мохнатая медвежья лапа. Надо добиваться всего самому.

В прошлом году в Москве, гуляя по ВВЦ (люблю я это место, спокойное оно и какое-то не очень современное, не гламурно-пафосное), встретил я своего бывшего армейского сослуживца Леху Меркулова. Он уже третий год в полковниках ходит, замначальника госпиталя. А я рад, что майором на пенсию уйду, а мог бы и капитаном. В уголовно-исполнительной системе «двухпросветных» (имеются в виду должности, на которых могут быть присвоены звания старшего офицерского состава — майор, подполковник, полковник, имеющие на погонах два просвета) врачебных должностей не так уж и много, особенно не в управлениях. Так что цена погонам у нас не такая, как в армии, они намного дороже.

Хотя сейчас все перевернулось с ног на голову: вольнонаемные фтизиатры получают примерно столько же, сколько и я. Но у них работа, а у меня — служба, это ж две большие разницы. Вольнонаемных людей сверх положенного, за рамками рабочего дня, ни к чему не припашешь — отработали и свободны. А нам, чуть что, напоминают, что мы офицеры, что ходим под погонами и потому должны исполнять то, что нам приказано, и не рассуждать.

Рассуждать — это исключительно начальственная прерогатива. Кто решил, что тюремные медики должны привлекаться в качестве режимных работников? Мы должны лечить, а не выводить спецконтингент на приемы пищи, проверки или в медчасть. И в обысках участвовать мы не должны! Причем привлекают основательно: после дневной работы в медчасти приходится выходить в ночь в качестве инспектора! Не каждый день, но бывает, и никого не волнует, когда ты должен отдыхать. Причем работать приходится без какой-либо компенсации за сверхурочную работу. Попробуй заикнись о компенсации или о том, что устал — тебя сразу спросят: «Что, погоны жмут?» Типа, вали на все четыре стороны, если не нравится. Так вот и работаем, все нравится, всем довольны. Я уже привык, понимаю, что соплей систему не перешибешь, и что если возникать очень бурно, то можно накликать неприятности на свою голову. Подкинут при досмотре два «чека» с героином, и дело в шляпе.

А я уже место себе присмотрел на гражданке. Хочу работать в приемном отделении одиннадцатой туберкулезной больницы в Солнечногорске. Больница считается московской, платят там хорошо, и ездить недалеко, тем более что раз в трое суток. И контингент знакомый, все, как говорится, свои, фтизиатры. С кем-то на учебе познакомился, с кем-то на конференции, с кем-то по работе пересекался.

За все время службы я только один раз сильно возмутился, можно сказать, вышел из себя, когда меня хотели сделать начальником конвоя при отправке осужденного в нашу ведомственную больницу. Логика у начальства простая, как три копейки: раз осужденного можно перевозить только в сопровождении врача, то пусть врач конвоем и командует. Врач же тоже офицер, зачем с одним осужденным сразу двух офицеров отправлять? Только мне от этой логики сразу поплохело. Я не ребенок и прекрасно представляю все, что может случиться во время конвоирования. Надо мне это? Совсем нет! Вот тут уже я начал выступать по полной программе, тем более что в конвой собирались отрядить двух самых никудышных сотрудников, классических долбаков-разгильдяев. В тот раз мне удалось настоять на своем и поехать в качестве сопровождающего врача, а не начальником конвоя.

Ничего личного — это просто служба. Всех припахивают за рамками их должностных обязанностей, таковы традиции, неизвестно кем установленные, но истово соблюдаемые. Вон, сотрудников отдела охраны после отработки смены выводят на благоустройство и обработку внешней контрольно-следовой полосы. Ворчат, конечно, огрызаются, но в конце концов берут в руки лопаты с грабельками и резво ими шуруют. «А кого же еще отправлять?» — удивляется начальство, и, на первый взгляд, оно право. Зэков на внешний периметр выводить себе дороже — враз разбегутся, остается напрягать сотрудников. Но тогда надо выделить отдельное время, а не гнать после того, как люди от звонка до звонка отработали. И заплатить за работу надо, ведь сотрудники не рабы. По уму, в управлении должна быть специальная служба, которая всем этим бы и занималась. В каждой колонии такая вряд ли нужна, на все областное управление одна — в самый раз.

Другие могут сказать: «Зачем ты, Ахатов, в чужие дела лезешь, которые тебя никаким боком не касаются? Тебя самого не гоняют на периметр, вот и не возникай!» А как я могу не замечать того, что творится вокруг? Меня так в институте учили, все подмечать и делать выводы. Врач должен быть внимательным и думающим. Вот я и делаю, как меня учили. И напрасно кое-кто считает, что у меня вздорный или, как еще говорят, гоношистый характер. Это у лейтенанта Бяковского вздорный характер, а я просто не привык воспринимать черное как розовое, не люблю, когда из меня делают идиота. Терплю-терплю, а потом все скажу, что думаю. Но я не какой-нибудь пессимист, хорошее я тоже подмечаю. И то, что тюремному врачу уважения больше оказывают, вижу, и то, что где у нас, в Тверской области, врач столько зарабатывать сможет и спать при этом спокойно, не боясь посадки, и то, что служба в системе сплачивает людей, учит помогать друг другу…

Например, если мне понадобится решить какой-нибудь вопрос в собесе, я всегда могу обратиться к капитану Глазунову, начальнику отдела спецучета. У него там сестра работает, не откажет в помощи. А у опера Алексеенко шурин автосервис держит. Для своих — тридцатипроцентная скидка и внимательное отношение. Прапорщик Махиня любую электронику реанимирует, даже ту, которую давно с производства сняли, если что-то сломается, его зову, знаю, что никогда не откажет. Моя двоюродная сестра Альбина, например, в БТИ работает, это все знают, обращаются. Взаимовыручка у нас, взаимопомощь, потому что все мы — одна большая семья. Ну, а когда на таких, как Бяковский, смотрю, то всегда напоминаю себе, что в семье не без урода. Бочки меда без ложки дегтя не бывает. Ложка еще ладно, чаще деготь ведрами в мед льют. Хорошо, что Бяковский один такой у нас, могло бы и несколько найтись.