Детектив&Рождество - Александр Руж

продемонстрировала, но и обозначила его цену (как я подозреваю, сильно завышенную). Иннокентий, всю жизнь мечтавший о безбедной старости, а пуще - о классной машине, понял, что Люся с ее бриллиантом - это его шанс. Думается, он не собирался ее грабить, надеялся уговорить продать бриллиант, а на вырученные деньги купить себе автомобиль. Но Люся с камнем расставаться не пожелала, и Кеше ничего не осталось…

- Но почему вы ничего не рассказали ей?

- У меня нет доказательств. А голословно обвинять кого-либо не в моих правилах.

- Тогда это сделаю я! - И Антонина метнулась вверх по лестнице, но Емельян остановил ее:

- Не стоит, Тонечка.

- Но ее просто необходимо предостеречь! А то ведь он может повторить попытку…

- Лучше уговорите матушку выбрать для хранения бриллианта другое место. Банковская ячейка была бы кстати, но пусть хотя бы отдаст его вам. А вы уж спрячете его там, куда не доберется Иннокентий.

- Возможно, таким образом мы сохраним камень, но как же мама? Она так и будет жить с этим пройдохой?

- Сдается мне, что, как только Иннокентий поймет, что за счет Люси ему не удастся поживиться, он найдет повод с ней расстаться.

- А если нет?

- А если нет, то Люся ему не так безразлична, как я думаю (а что на бриллиант он позарился, так его бес попутал - с каждым случиться может), и в этом случае вам останется только порадоваться за матушку.

- Что ж, вы меня уговорили…

- Вот и хорошо, - по-доброму улыбнулся он. - А теперь пойдемте. Мне еще переодеться надо, а потом к себе ехать. Ко мне сегодня гости придут - Хрыч и Плевок, - я их чахохбили угостить обещал. Рождество ведь, праздник!

* * *

Тоня шла по уже знакомой тропке, ужасно волнуясь и робко радуясь одновременно. Вот и сверкающие трубы показались, и картонный домик с отставленной в сторонку «дверью». В стороне от него потрескивал костерок и весело пулялся искрами. А на пригорке, уперев руки в бока, стоял Емельян. Лицо его было серьезно, фигура, несмотря на малый рост, внушительна. В одной руке он держал уже знакомый бидон, во второй - перетянутый веревкой мешок.

Завидев Тоню, Емельян зычно прокричал:

- Приветствую вас, о, фея! Какие добрые духи заманили вас сюда?

- Я пришла, чтобы… - Тоня запнулась. - А вы куда-то собрались?

- Да, я покидаю этот дивный край. Дальние страны зовут меня, и, как ни хорошо мне тут было, я вынужден уйти…

Тоня зажмурилась. Эта привычка, когда страшно, закрывать глаза осталась у нее с детства. «Боже, какой кошмар! - ужаснулась она мысленно. - Его гонят отсюда! Либо милиция, либо собратья по свободе, иначе говоря, бомжи! Тот же Хрыч! Ведь по его роже видно, что бандит…»

- Емельян! - вскричала Тоня. - Вам не надо никуда уезжать!

- Почему? - несказанно удивился он.

- Потому что я помогу тебе. Предоставлю кров, найду работу, одолжу денег на первое время… - От волнения Тоня не заметила, как перешла на «ты». - Я за этим и пришла сегодня! Чтоб предложить тебе свою помощь!

- Радость моя, - умильно прошептал Емельян и обнял Антонину. Ей в его объятиях стало так хорошо, что даже вонь, от которой слезились глаза, не омрачила радости момента.

- Бедный, бедный Емельян, как ты, наверное, настрадался! Тебя обманом выписали из квартиры, да?

- Нет, Тонечка.

- Твой дом сгорел вместе с документами, да?

- Нет, Тоня. Я просто однажды проснулся и понял, что ненавижу свой дом, свою работу, свою жизнь. Я встал, умылся, собрал сумку и ушел.

- Куда?

- Куда глаза глядят, а глядели они тогда в южном направлении. Деньги у меня были, паспорт тогда еще тоже был (это потом у меня его украли), я купил билет до Сочи, сел в поезд и поехал навстречу новой жизни. И вот она, во всей красе!

В его голосе не было горечи, но Тоня решила, что Емельян просто ее сдерживает.

- Вот я и предлагаю тебе другую жизнь! - воскликнула она. - Ты больше не будешь спать на пенопласте, есть на кирпичах, носить обноски. Удобная кровать, круглый стол под абажуром с кистями, полосатый халат и шерстяные носки… Я сама свяжу их тебе. Я уже начала, но, перед тем как закрыть петли, надо примерить…

Лицо Емельяна сморщилось, как будто он съел лимон.

- Я бежал именно от этого! У меня была заботливая жена, чем-то похожая на тебя. Уютная квартирка, мягкая постель… И халат у меня был, только клетчатый, и носки… И все это я не-на-ви-дел! Как только наш сын вырос и уехал жить в другой город, я посчитал, что больше никому ничего не должен и теперь могу жить так, как хочу… И я живу, Тонюшка, по-настоящему живу!

Он взвалил на плечо мешок, поправил вислоухую шапку и улыбнулся на прощанье.

- И тебе нравится ЭТО? - вскричала Тоня. - Этот картонный домик, кирпич вместо стула и как ты пахнешь?

Он уткнул нос в рукав, глубоко вдохнул.

- По-моему, ничем особым не пахнет, - пожал он плечами. - А теперь позволь откланяться. А все, о чем ты говорила, ерунда. Главное, я свободен. Меня ждут новые места, новые люди, может, даже такие замечательные, как ты. Мир полон чудес, и я должен увидеть хотя бы часть их…

Он спустился с пригорка, позвякивая бидоном, и зашагал туда, где багряное солнце тонуло в небесном океане. Его лицо, на котором играли отблески заката, излучало непонятный свет. Полы его пальто развевались и очень напоминали крылья. Тоня смотрела вслед Емельяну до тех пор, пока его фигура не превратилась в точку.

А когда и точка слилась с горизонтом, она шмыгнула носом и заспешила домой, где ее ждали круглый стол, абажур с кистями и пузатый самовар, все те вещи, которые она по примеру итальянцев решила выкинуть, а сразу после этого начать новую жизнь.

Эпилог

Люся с Иннокентием разошлись спустя три дня после Рождества. И Тоне для этого не пришлось прилагать никаких усилий. Дело в том, что Люся в трамвае случайно встретила своего давнего знакомца, того самого футболиста, к которому она чуть не ушла от супруга (фамилия его, кстати сказать, была Овалов), и поняла - вот она, ее судьба.

Сонечка с того рождественского ужина ушла не одна,