Полюби меня - Лидия Миленина

Вот, значит, почему я не увидела человеческого разума ни в одном из животных, кроме волка, подумалось мне. И поэтому они смотрели на меня недоброжелательно.

— А потом вы их казните? — испугалась я.

— Нет, зачем, — пожал плечами Альберт. — Иногда даже отпускаем на волю как животных. А иной раз возвращаем на родину в обмен на наших агентов.

— А вернуть разум они могут...? — с надеждой спросила я.

— Конечно, если насильно обратить их обратно, со временем разум вернется, — усмехнулся Альберт.

Да уж... Сложно сказать, что страшнее. Просто смерть или переход в животное существование... Вот чего так не хотел мой волк, отчаянно пытаясь выбраться отсюда. Готов был на все, чтобы спастись, прежде чем утратит человеческий разум.

Был еще один вопрос, который очень тревожил, который я хотела задать до завтрака. Про черное зеркало. Здесь его не было... А мне как раз нужно переговорить с Гордейном. Теперь я была уверена, что нужно.

Но Альберт вышел, а я ощутила, что сил осталось только поесть и снова заснуть.

* * *

Заплаканная Маирон принесла завтрак. Альберт даже позволил мне недолго поговорить с девушкой наедине, прежде чем мы с ним начали есть. Служанка кинулась на колени у моей кровати, плакала, целовала руку, просила прощения, что недосмотрела... А я не знала, куда деваться от такого бурного изъявления чувств. Такая «вассальная» преданность была для меня внове — я ведь даже ничем ее не заслужила. Я благодарила ее и инстинктивно гладила по голове. Вошел Альберт, с усмешкой посмотрел на Маирон. Правда, краем глаза я заметила, что в его взгляде мелькнуло одобрение.

Мы позавтракали вдвоем, почти в полной тишине. Он сам помог мне сесть удобнее, поставил передо мной поднос, проследил, чтобы мне было комфортно.

Удивительно, может быть таким... милым. Заботливым, надежным... Вот бы он всегда оставался таким...

А после еды я действительно ощутила сонливость. Измученный организм просил отдыха и никак не мог насытиться. Альберт убрал поднос, сел на край моей кровати, поддержал меня одной рукой, а другой переложил подушки, чтобы мне удобнее лечь. Словно был не королем, а моей сиделкой. Я в этот момент прислонилась головой к его груди. Спокойно, хорошо. Как будто и не умирать через восемь месяцев...

— Альберт...

— Да, маленькая?

— Подари мне то черное зеркало? — тихо попросила я.

— Зачем оно тебе? — в его голосе появилась нотка подозрения.

— Оно... красивое, мне очень понравилось... — «Неубедительно!» — поругала я себя. Но разум уплывал в сон, и ничего более правдоподобного придумать не мог.

— Посмотрим, когда проснешься, вообще-то это могущественная магическая вещь... — улыбнулся он, я ощутила это макушкой.

И я заснула прямо у него в объятиях, когда он держал меня полулежающую на своей груди. Наверное, вот так и рождается чувство доверия и близости, подумала я, уплывая в сон. Когда можешь заснуть у него на руках.

Только бы оно не растаяло потом после пробуждения. Как это часто бывает: просыпаешься — и жизнь ударяет в тебя холодной, острой реальностью.

— Да-а... Здорово она тебя приложила! — услышала я.

И проснулась. Да что же это происходит! Мои ноги болтаются в воздухе, голова —тоже. Стройный мужчина, что нагло поднял меня с кровати и держал на руках, был не таким уютным, как Альберт... Было неудобно.

— Опусти меня обратно! — почти крикнула я с возмущением.

Гордейн, видимо, не собирался слушаться. Со мной на руках он опустился в кресло, и я оказалась у него на коленях. Одной худой, но железной рукой придерживал, чтобы не убежала, а тонкие пальцы другой аккуратно пробежали по моему затылку, задержавшись в том месте, которым я ударилась.

— Ну, молодец-мальчик, — заметил он наконец, старательно опуская меня обратно, каждый раз, как я пыталась встать. — Да перестань ты, видишь, не пристаю к тебе. А просто проверяю качество оказанной помощи! Молодец, говорю, мальчик — это я про чудище! Сам ведь тебе головку лечил, и умничка, даже шрама не осталось!

— Перестань тогда меня... хи–хи, — левой рукой Гордейн то ли специально, то ли случайно коснулся чувствительного бока под ночной рубашкой, — щекотать! — хотя до этого я хотела сказать «лапать», потому что его рука оказывалась не только на моей талии, но и ниже, а иногда и выше, в районе груди. Мне оставалось бы только смущаться, но, похоже, смущение Гордейн блокировал, как и страх. Поэтому я возмущалась.

— Да стой ты, девочка! — усмехнулся Гордейн. — Как иначе я проверю, верно ли срослись кости! Крепче прижав меня к себе левой рукой — деться стало совсем некуда — праву он сунул мне под рубаху, явно собираясь изучить мои ноги от ступней до самых бедер. Я начала извиваться, как змея, пойманная за шею, пригрозила заорать. В итоге Гордейн, видимо, опасаясь настоящей драки, ограничился тем, что пробежался рукой вдоль моих ног поверх рубашки, удовлетворенно вздохнул и, снова подхватив на руки, отнес меня в кровать. Укрыл одеялом по самый подбородок. Не преминув, впрочем, заметить:

— Хочешь ходить с кривыми костями — твое дело. Раз такая озабоченная... Даже дедулю Гордейна подозреваешь...

— Ну и нахальный же ты тип! — возмутилась я. Поблагодарить его за «осмотр» как-то и в голову не приходило. Ведь, скорее всего, он был придуман лишь для эффектного появления «дедушки Гордейна», чтобы потрогать единственную доступную ему женщину.

— Ну да, потрогать тебя приятно, — с лукавой усмешкой заметил он и нагло обосновался на краю

— Брысь из моего мозга! — грозно насупив брови, сказала я. — И с моей кровати!

— А что, здесь только корольку с неведомой ипостасью можно сидеть, ваше высочество? — остро глядя мне в глаза поинтересовался Гордейн. — И это вместо благодарности, что я спас тебе жизнь!

— Подожди, ты о чем? — удивилась я, резко теряя возмущение. — Жизнь мне тот маг и Альберт спасли...

— Ага, как же, — усмехнулся Гордейн. — Держи карман шире! Думаешь, Альберт вернулся бы вовремя, если б не я? И нашел бы нужное место в подземелье, когда вас с тем мальчиком чуть не загрызла эта змеюка?

— Ну... я подумала... — признаваться, что я поверила в самое романтичное — что сердце Альберта ощутило грозящую мне опасность и привело его обратно — не хотелось.

— Прости, что разрушаю твои романтичные иллюзии, — словно и правда извиняясь, произнес Гордейн. — Но это я... внушил ему, что нужно вернуться. Ну, то бишь...

Мне стало грустно. Вот так. Опять все рухнуло, не успев начаться. Гордейн внимательно посмотрел на меня и накрыл ладонью мою кисть поверх одеяла.— Ну ладно, не расстраивайся ты так,— сказал он, сжав мою руку. — Была у него и своя тревога, и сердце не на месте... Я просто подлил масла в огонь, чтобы он сломя голову мчался обратно.