Любовница Синей бороды - Лариса Соболева

– Не убедил! – распалялся Вадик, уверенный в своей правоте. – Понимаете, не какого-то другого человека завалили, а мужа женщины, которая работает в музее!

– Я не могу навесить кражу на мертвеца только лишь потому, что его жена работает в музее, – сухо отмахнулся Гена.

– Значит, отрицаешь мою версию? – возмущенно взмахнул руками Вадик. – А тебе ничего не говорит профессия убитого? Электрик! Грамотному электрику отключить сигнализацию – тьфу. Дальше: у него нет алиби. Хоть он и покойник, но алиби у него на момент ограбления нет.

– Не кипи, – вступил в диалог Щукин. – Конечно, нам нельзя отказываться ни от одной версии, но упорно держаться за одну тоже не будем. Допустим, кражу совершили Илья и тот, кто его убил. За эту версию говорит рост, он у Ильи метр семьдесят пять. И что получается? Первое: грабители запаслись ключом, комбинезонами… Значит, они знали, что попадут в объектив камеры до того, как отключат технику?

– Вот! – поднял указательный палец Вадик. – Это знать мог только тот, кто бывал в музее часто, а Илья…

– Согласен, – перебил его Щукин. – Но зачем столько пустых хлопот? Сторож спит, выходи себе спокойно через дверь. Зачем было закрывать ее за собой на ключ? Логический ответ есть: чтобы мы заподозрили сторожа в соучастии. Разбирательство – дело долгое, пока выяснится, что сторож ни при чем, времени утечет вагон. Идем дальше: картина похищена. По идее, ее следует вывезти из города, но вор не бежит, решает переждать, предполагая, что милиция будет задерживать всех, у кого обнаружит упакованный предмет, похожий на картину. И вдруг один из грабителей убивает своего сообщника… – Щукин пожал плечами, выражая тем самым непонимание его логики.

– Есть версия! – воскликнул Вадик. – Накануне убийства Илья поссорился с женой, узнав, что у нее роман на стороне. Я уверен, Илья срочно потребовал у сообщника выплатить гонорар за работу. Может, хотел показать Ладе, какой он крутой мужик и что он способен зарабатывать большие бабки. Думаю, Илья даже угрожал сообщнику, мол, не отдашь бабки, настучу в милицию. И сообщник выдал ему гонорар – ножом в живот. Мне кажется, вор-убийца или еще не добрался до сокровищ, поэтому, испугавшись угроз Ильи, принял решение ликвидировать партнера, или не захотел делиться.

– То есть он уже добыл клад? – прыснул Гена.

– Во всяком случае, он знал, что крал, – парировал Вадик. – Вор знает ее тайну.

– Погоди, друг, – скептически сказал Гена. – К тайне прилагается еще одна тайна, то есть некий ключ. Я понял, без ключа до несметных сокровищ не дойти и не доползти.

– Чтобы тебе, Вадик, стали понятны и мои сомнения, – сказал Щукин, – пойдем путем «если бы ты был на месте вора-убийцы». Зачем тебе убивать сообщника и тем самым сразу же направлять следствие по верному пути? Было бы разумнее успокоить его, то есть согласиться немедленно выплатить долю, предложить поехать за деньгами, а убить в безлюдном месте. Опытные преступники умеют убеждать новичков в своей кристальной честности. Организовано похищение картины безупречно, значит, один из грабителей имеет неплохой опыт. Так почему убийца не заманил Илью?

– Точно! – подхватил Гена. – Я никак не мог это сформулировать. Вот не нравится мне убийство Ильи, а чем именно – не понимал. Архип Лукич, а действительно, почему Илью сообщник грохнул дома?

– Пока загадка, – развел руками Щукин.

– Вы, Архип Лукич, в обычном рецидивисте готовы видеть профессора криминала, – сказал Вадик. – А у него одна извилина, одна! Была бы вторая, она бы не дала ему сначала украсть, потом убить.

– А что ты предлагаешь? – усмехнулся Гена.

Но запал Вадика угас, ведь у него не было четкого плана. На что Гена отреагировал с обычной невозмутимостью:

– То-то и оно! Все мы умеем махать руками и кричать до хрипоты. Но этого мало.

– И ты, Гена, прав, и Вадим прав. В чем-то. А истина где-то посередине, – нашел компромисс Щукин. – Кстати, третью версию никто из вас не высказал. Что, если Илья был убит собутыльником, так сказать, на бытовой почве?

– С трудом верится, – фыркнул Вадик.

– Почему? – наигранно удивился Щукин.

– Не знаю, но меня ваша третья версия не убеждает.

– Конечно, бытовуха возможна… – протянул Гена. – Но мне тоже не верится.

– Наконец-то между вами согласие, – усмехнулся Щукин. – Вы не соглашаетесь принять третью версию только потому, что Илья – муж Лады. А ведь вариант возможен.

– Архип Лукич, – вскинулся Вадик. – Вы сказали, что бытовуха – третья версия. Первая моя, то есть что Илья был ночью в музее и его убил сообщник. А вторая какая?

Архип Лукич некоторое время думал, потом честно признался:

– Не могу пока собрать и оформить свои мысли. Мне кажется, в данном убийстве есть как бы обратная сторона, что-то типа ловушки. Может, я не прав, может, мое подсознание заставляет на всякий случай искать еще версии… Все может быть. У меня не раз случались неудачи с расследованием лишь потому, что на первый взгляд неважные подсказки интуиции отбрасывал как несостоятельные, а позже получалось, что зря, и оказывался в проигрыше. Короче, кому бы ни поручили расследовать дело об убийстве Ильи, мы тоже будем работать над ним. И повод у нас все тот же: Илья – муж Лады. Этот факт мы не имеем права игнорировать. А сегодня, раз уж у нас не получилось встретиться с Монтеверио, поехали к Лескину.

Слово «прокуратура» привело Лескина в заячий трепет. Он торопливо выскользнул на площадку, плотно прикрыв за собой дверь – дескать, буду стоять насмерть, а в квартиру не пущу. При всем при том его обрюзгшая фигура сжалась, лицо выражало готовность сдать с потрохами всех особей рода человеческого, на кого укажут. От волнения он подцепил большими пальцами лямки застиранной майки и скользил по ним вверх-вниз.

– А почему ко мне? – выдавил он.

– Вам хорошо знаком Илья Табулин?

– Д-да, – ответил Лескин, будто все же сомневался, что услышанная фамилия ему знакома.

Существуют люди, вызывающие необоснованную неприязнь еще до того, как произнесут первую фразу. Достаточно бросить на такого человека один взгляд, и тебя уже тошнит от одного его вида, по доброй воле не заговорил бы с ним. Архип Лукич по долгу службы обязан был непредвзято относиться к свидетелям, потерпевшим и даже к преступникам, но Лескин непроизвольно вызвал у него брезгливость. И дело даже не в неопрятности последнего. А одет он был действительно неопрятно – в потерявшую цвет майку и спортивные штаны с пузырями на коленях, заляпанные жирными пятнами. Неопрятными выглядели и курчавые волосы на его плечах, груди, руках, неопрятна была вспотевшая плешь. Нет, не в этом все же было дело. Отталкивала внутренняя неопрятность Лескина. Что это такое, «внутренняя неопрятность»? Щукин и сам не ответил бы толково, скорее, в таком своем определении он опирался на чутье, а оно не всегда объяснимо. Припомнив отзыв Лады о Лескине, Щукин полностью согласился с ней. Однако свидетелей не выбирают.