Королевская кровь. Связанные судьбы - Ирина Котова

В дверь постучали, и на пороге появился одетый в военную форму принц-консорт Байдек. Поздоровался кратко, спросил, есть ли возможность пообщаться касательно заговора.

– Конечно, ваше высочество, – невозмутимо ответил Тандаджи. – Прошу вас, присаживайтесь. Собственно, я сам хотел вам звонить. Как раз получится мини-совещание. Игорь Иванович, что у вас? Есть подвижки с поиском менталистов?

Стрелковский кивнул и рассказал о разговоре с Троттом и предложенных вариантах.

– Теряем время, – монотонно подвел итог Майло. – И этот инляндец меня смутно беспокоит, несмотря на то что и ты за него ручаешься, и Свидерский, и на то, что он уже нам помогал. Отпустить темных в монастырь несложно, все равно после читки они уже не нужны будут. Но я не понимаю его мотивов.

– Он просто странный, – пожал плечами Игорь. – Гений, немного псих. Кто знает, что за процессы происходят в его голове? Но свои принципы у него есть, надо отдать должное. И молчать он умеет. Да и дело его глянь – чист как младенец. Для человека, который своими руками убил двоих демонов, из них одного – у меня на глазах много лет назад, он удивительно спокоен.

– Это-то и настораживает, – возразил ему Тандаджи.

– Я у вас тоже на подозрении, господин полковник? – с иронией осведомился Байдек. – Как и все граждане, не совершавшие ничего противозаконного?

– Нет, ваше высочество, – совершенно серьезно ответил тидусс, – у вас есть слабости и эмоции. А вот человек без них точно что-то прячет. И чаще всего совсем не безобидное. Впрочем, выбора у нас нет, правильно я понимаю, Игорь?

– К вечеру скажу точно, – кивнул Стрелковский. – Желтых сразу отсекаю, а по остальным отработаю. Но, боюсь, выбора у нас действительно не будет.

– Майло, – подал голос Байдек, и мужчины посмотрели на него, – у меня тоже новость. С утра мои ребята привели ко мне няню нашего детского сада. Сама пришла сдаваться. Дрожала, лепетала, и из ее невразумительной болтовни я понял, что это она маршрут сдала. Не специально, по дури. И магзапрет не нарушила де-факто. Три недели назад с ней познакомился мужчина. Богатый и красивый, как она утверждает. На работу отвозил, после работы забирал… Правда, фамилии его не знает. Пропал сразу после того, как мы обнаружили слежку. Вот она все ждала его, ждала, звонила – трубка выключена; затем хватило ума сложить два и два и прийти к нам. Оказалось, она просто при нем несколько раз звонки делала – например, уточняла, без указания деталей, едут ли они в детский центр завтра. А там уже от ворот отслеживали.

– Ты ее мне отдай, барон, – очень настойчиво и мечтательно попросил Тандаджи, – а мы уже проверим, сколько в ее словах правды. Может, испугалась и так решила себя обезопасить.

– Мои закончат допрашивать и приведут в Управление, – согласился Байдек, но как-то невесело. – Меня беспокоит только одно – широчайшая сеть замешанных, Майло. Мог ли один человек все это организовать? Этот Соболевский? Или с ним, а то и над ним был кто-то еще?

– Выясним, ваше высочество, обязательно выясним, – пообещал тидусс с каменным лицом. – Расслабляться точно рано. Вот Игорь Иванович найдет нам специалиста, и сразу все выясним. В любом случае один вариант уже есть. Остается надеяться, что наш защитник юных демонов быстро придет в форму.

Обсуждаемый Тротт тем временем получил документы на выписку из рук степенной дежурной, от нее же – очень искреннее пожелание долечиться и беречь себя, чтобы к ним больше не возвращаться, но даже не стал раздражаться – вышел на крыльцо лазарета, поежился непроизвольно от холодного ноябрьского ветра и позвонил Марту.

– Приветствую немощного! – жизнерадостно заявил тот в трубку. – Соскучился, Малыш, по папке-то?

– Мне нужно транспортное средство, – невозмутимо ответил инляндец, – а кто, кроме тебя, осла, на эту роль подходит? Забери меня из больницы, Март. Не хочу Алекса дергать.

Фон Съедентент хохотнул, ничуть не обидевшись на обзывательство.

– Я вообще-то тоже на работе, Малыш.

– Не кокетничай, Март, – поморщился Макс, – блакорийский двор на тебя плохо влияет. Я же не с бабы тебя снимаю.

– Тебя тут залечили так, что ты о бабах стал думать? – озадаченно спросил фон Съедентент, выходя из Зеркала с прижатым к уху телефоном. Природник отключился и тут же попал в крепкие объятья друга. Тот постучал его по спине, стиснул – Макс терпел, даже пару раз снисходительно стукнул его в ответ.

– Как восстановление? – поинтересовался барон, оглядывая бледнючего Тротта.

– По нарастающей, – буркнул инляндец, – но пока не хочу тратить силы. Было очень трогательно с тобой пообниматься, Кот, но я хочу домой.

– Ты чудовище, знаешь это? – фыркнул блакорийский придворный маг, открывая очередное Зеркало.

– Знаю, – ровно ответил Тротт, выходя в свою гостиную. Поморщился, сразу пошел в лабораторию.

– Я здесь на цыпочках крался за препаратами, только чтобы не увидеть твоей кривой рожи, – сообщил Мартин, следуя за ним. – И все равно ведь знаю, что будешь бухтеть.

Лаборатория была запылена, часть секций с ящиками выдвинута, на полу явно виднелись следы ботинок, и владелец дома выразительно глянул на друга.

– Это Алекс, – наябедничал барон с ухмылкой. – Смотри, совсем не мой размерчик. – Он приставил ногу к следу, шагнул назад – отпечатки совпали до последнего изгиба подошвы. – Надо же, и ботинки мы носим одинаковые… Ну хватит смотреть, как будто ты меня отшлепать хочешь, Макс, – глумился Мартин, – а то я сейчас со страху на тебя стазис кину.

Губы инляндца дрогнули, он покачал головой.

– Иди отсюда, а? И… спасибо, Март, – сказал он, когда фон Съедентент уже шагнул в Зеркало.

Есть не хотелось, и Макс, переодевшись, пошел отмывать лабораторию. И подошел к этому делу со всей своей педантичностью и основательностью. Поэтому, когда он разогнулся и оглядел сверкающее рабочее место, организм недвусмысленно напомнил, что перенапрягаться не стоило – закружилась голова, и инляндец прислонился к стене, пережидая приступ. Накатила слабость, но Тротт еще сходил в душ и после, голодный и уставший, свалился в кровать.

И только когда очнулся, понял, что так и не попросил Марта поставить щиты.

* * *

Он висел, прикованный за руки, в темной камере, сырой, провонявшей запахами горячего железа, боли, крови и пота. Было так темно, что глаза не сразу стали выцеплять детали: тяжелая решетка, закопченная, массивная, вместо одной стены, холодный каменный пол, округлая жаровня с едва тлеющими углями, маленький стол с выложенными аккуратно кнутами, ножами, огромными щипцами, стул у стены напротив. Где-то за решеткой, в коридоре, вне поля его зрения, горел факел – чуть колыхались тени, и слышались тяжелые шаги стражи.

Затем пришла ослепляющая боль, и он выгнулся, не заорал – замычал глухо, чуть ли не кроша зубы в пыль, кусая сухие губы и дыша тяжело.

Нельзя кричать. Если он правильно понял, куда попал, следующего визита хозяев этой пыточной камеры он, скорее всего, не переживет.