Я иду - Сергей Попов

– Почему это?.. – не понял Майк и настороженно глянул на меня, на потолок, куда смотрел секунду назад, так и не выяснив, чего там углядел.

Я еще мгновение постоял в молчании, все сильнее чувствуя запах сырости, подкрадывающийся к нашему убежищу, а потом опустил глаза и сказал Майку спокойно, рассудительно:

– Дождь намечается.

Тот опешил, уставился на меня, как на дурака.

– Дождь?.. – переспросил Майк, словно не расслышав с первого раза. – Какой на хрен дождь, Сид?.. Тут окон-то нет, откуда ты знаешь?.. Сид, ты бредишь. Это уже начинает попахивать шизой, ей-богу! У таких, говорят, с воды вот все и начинается. Где-то читал, мол, стук капель слышится…

Но я больше ничего не сказал, а отпустил ружье, вернулся к погибающему огню, скармливая две скомканные газеты, поднял свою бутылку и тихо обратился к оторопевшему проводнику:

– Ну чего стоишь там? Давай сюда свою банку.

Послышались шаги.

Как-то скромно присев рядышком на лист мятого картона из-под коробки, Майк взял с пола банку сгущенки, старательно отряхнул и передал мне. Открыв ножом, я кинул куда-то в сторону жестяную крышку, испачканную вязкой жижей, и передал сгущенку обратно. Подождав, когда огонь разгорится, окрепнет, – все так же безмолвно встал, чтобы забрать мешок, как вдруг тишину неожиданно нарушил Майк:

– Странный ты человек, Сид… – облизывая палец, уже во второй раз называл меня так он, но сказал как-то тоскливо, что ли, беззлобно, даже отчасти завистливо. – Ей-богу, странный…

Я усмехнулся, по привычке запустил руку во внутренний карман, нащупывая пачку сигарет, но потом вспомнил, что их попросту нет, и вернулся.

«Может, и странный… – подумал я, глядя на неугомонный огонек, – тут уж тебе виднее».

А меж тем шорох продолжался, но шумел, правда, уже не так истово, как раньше, – как-то ослаб, приуныл, поутих.

– И где же твой дождь? – с насмешкой спросил Майк и, утерев кулаком бороду, вручил ровно половину от завтрака. Сам скрестил ноги, почесался и утонул глазами в пламени костра. – Синоптик, тоже мне…

Я покосился на него, но ничего говорить не стал – взялся кушать.

Ливень хлестал по пышным зеленым кронам и толстым стволам деревьев со страшной силой. Холодные тяжелые капли так звонко разбивались о каменную кору и крепкие ветви, что, казалось, их разорвет на части в считанные секунды. Но гиганты выдерживали, разве что все-таки отдавали жестокому дождю самые слабые и больные листья, какие рано или поздно все равно забрала бы грядущая золотая осень. Потом проливень резко терял к ним интерес и вместе со шквалистым ветром принимался лохматить подстриженную траву на аккуратных газонах, налетая с каким-то особенным зверством. Зелень стойко терпела ярость непогоды, гнулась, мялась, трепыхалась, как волосы, и в конечном итоге прилипала к мокрой земле, больше не поднимаясь. А через мгновение черный, словно смоль, свод разрубало надвое ветвистой белой молнией, и безлюдный парк накрывало утробным громом, глушащим все…

– Скорее бы гроза закончилась… – трясясь осиновым листом, тихонько пискнула Бетти и плотнее завернулась в мою куртку, прижимаясь, как котенок. – Яжутко замерзла…

Приобнял ее, погладил по слипшимся мокрым рыжим волосам и, поправив над собой ветвь с густой шевелюрой, ответил:

– Ничего-ничего… скоро уже, совсем скоро… – кивнул на небо, где, несмотря на черноту, застелившую целое небо, кое-где виднелись просветы, – подождем.

– Обидно, что он начался именно сегодня, – обиженно проговорила Бетти и смахнула с правой щеки прилипшие волосы. – В долгожданное воскресение… – тоскливо вздохнула, – почему так не везет?..

– Да ладно тебе! Зато на аттракционах успели покататься! – как можно бодрее произнес я, крепче обнял дочь, заслоняя от воды, стекающей с листьев. – Не расстраивайся, принцесса, – приподнял за маленький подбородок, заглянул в глаза. Сейчас выглядели по-особенному красивыми: не то синими, не то бирюзовыми. – У нас с тобой еще полдня впереди, чего ты сникла совсем?..

– Да ничего…

Бетти опять вздохнула, поправила болтающиеся туда-сюда наушники и продолжила:

– Вечно именно со мной такая ерунда получается… – отвернулась, посмотрела на засыпанную листьями, ветвями и вырванной травой дорогу с огромными лужами, пенящимися под беспрерывно падающими каплями. – Неудачница, блин, никогда не получается у меня ничего по-нормальному…

– Прекрати, – строго, но без злобы велел я и развернул: – Глупости-то не говори: кто же знал, что хлынет так. Сейчас закончится, и можно будет в какое-нибудь кафе заехать, подкрепиться. Или кино там, а можно у меня посидеть: чаю попьем, телевизор посмотрим, погреемся – до восьми еще времени много. Ты как?

– Как сам хочешь… – все так же невесело произнесла дочка и полезла в карман за плеером. – Мне уже без разницы…

Вставила наушники, клацнула клавишей, замолчала.

Секунду слушал шум, исходящий из-под ее волос, а потом посмотрел на колышущиеся вдалеке деревья и слегка похлопал дочь по плечу.

– Что?.. – бесцветно спросила Бетти, неохотно вытащив наушники.

Тепло улыбнулся и осторожно спросил:

– Наушником не поделишься? Время-то надо как-то коротать.

Бетти лишь пожала плечами и протянула беленький наушник-вкладыш.

– Спасибо! – поблагодарил, сунул в ухо, тут же наполняясь излюбленной музыкой дочери:

With your feet in the air and your head on the ground

Try this trick and spin it, yeah

Your head will collapse

But there's nothing in it

And you ΊΙ ask yourself[3]

Дождь молотил no деревьям, no дороге, но почему-то теперь казался уже не таким сильным…

Where is ту mind?

Way out in the water

See it swimmin'

Мы с Бетти молчаливо смотрели, как ветер ерошит кусты и качает кроны, и не решались нарушить это затянувшееся безмолвие…

I was swimmin' in the Caribbean

Animals were hiding behind the rocks

Except the little fish

But they told me, he swears

Tryin' to talk to me, coy koi

А музыка все лилась и лилась…

Where is ту mind?

Way out in the water

See it swimmin'?

И даже гром уже чудился не таким страшным и как-то мерк перед словами, предназначающимися только для нас.