Помпеи - Роберт Харрис

— Нет-нет! — Тиро уже выскочил в переулок, так ему не терпелось доказать, что и он может быть полезным. — Я могу довести тебя туда! Вот увидишь!

Они вместе спустились в город. Помпеи раскинулись внизу: беспорядочная мешанина терракотовых крыш, сбегающих к искрящемуся под солнцем морю. Слева рамкой для этой картины служил синий гребень Суррентского полуострова, справа — поросший лесом отрог Везувия. Аттилию подумалось, что лучшего места для города и представить трудно: достаточно высоко над заливом, чтобы его овевал ветер, и при этом достаточно близко к берегу, чтобы город мог наслаждаться всеми выгодами средиземноморского образа жизни. Неудивительно, что Помпеи так быстро восстановились после землетрясения.

Вдоль улицы выстроились дома — не римские многоквартирные дома, расползающиеся на целые кварталы, а узкие строения без окон, которые словно бы повернулись спиной к улице с ее шумом и смотрят внутрь себя. Лишь иногда сквозь открытую дверь можно было разглядеть прохладный мозаичный пол прихожей, солнечный дворик, фонтан — но если не считать этих мимолетных видений, монотонность желто-коричневых стен оживляли лишь намалеванные красной краской предвыборные лозунги.

«Весь народ одобряет выдвижение кандидатуры Куспия на пост эдила».

«Торговцы фруктами и Гельвий Весталий поддерживают избрание Марка Голкония Приска на должность мирового судьи».

«Почитатели Исиды поддерживают избрание Луция Попидия Секунда на должность эдила».

— Похоже, Тиро, у вас весь город только и думает, что о выборах. Тут все даже хлеще, чем в Риме.

— Свободные люди раз в год, в марте, избирают новых магистратов, акварий.

Они шли быстро. Тиро шагал чуть впереди Аттилия, уверенно пробираясь через переполненный народом тротуар и время от времени наступая в водосточный желоб. Акварию пришлось попросить юношу идти помедленнее. Тиро извинился. Он бодро сообщил, что родился слепым; его вынесли на мусорную свалку за городскими стенами и оставили там умирать. Но кто-то подобрал его, и он с шести лет бегал по городу со всякими поручениями. Так что он ориентировался здесь и без зрения, на одних инстинктах.

— Этот эдил, Попидий, — сказал Аттилий, когда ему третий раз попался лозунг с этим именем, — должно быть, из той самой семьи, которой когда-то принадлежал Амплиат.

Но Тиро, несмотря на его острый слух, на этот раз предпочел притвориться, будто ничего не расслышал.

Они дошли до большого перекрестка; на нем стояла огромная триумфальная арка, покоящаяся на четырех мраморных колоннах. Каменная упряжка из четырех лошадей неслась вскачь на фоне ослепительно синего неба, увлекая за собой золотую колесницу Виктории, богини победы. Памятник был посвящен другому Голконию — Марку Голконию Руфу, скончавшемуся шестьдесят лет назад. Аттилий даже приостановился рядом с аркой и прочитал надпись: военный трибун, жрец божественного Августа, пять раз избиравшийся магистратом, покровитель города.

И везде одни и те же имена. Голконии, Попидий, Куспии... Рядовые граждане могут, конечно, каждую весну заворачиваться в тоги, слушать речи, бросать свои таблички в урны и избирать новый состав магистратов. И все равно на виду из года в год одни и те же лица. Впрочем, политикой акварий тоже не интересовался. У него просто не было на это времени, как и на богов.

Аттилий уже собрался перейти перекресток — и вдруг замер на полушаге, отдернул ногу и поставил обратно. Ему показалось, что по каменным плитам бежит рябь. Через город прошла мощная сухая волна. В следующее мгновение аквария с силой качнуло, — как в тот миг, когда «Минерва» остановилась у причала, — и ему пришлось ухватиться за руку Тиро, чтобы не упасть. Раздались крики. Пронзительно заржала лошадь. На противоположной стороне перекрестка с крутой крыши сорвалась черепица и вдребезги разбилась о мостовую. На несколько мгновений Помпеи оцепенели. Но потом, постепенно, город вновь ожил. Люди перевели дыхание. Прерванные разговоры вновь возобновились. Возница хлестнул кнутом перепуганную лошадь, и повозка рванула вперед.

Тиро воспользовался временным затишьем, чтобы перебежать на другую сторону дороги. Аттилий, мгновение поколебавшись, последовал за ним, втайне опасаясь, что каменные плиты сейчас подадутся под кожаными подошвами его сандалий. Пережитое ощущение заставило его занервничать — настолько сильно, что акварию не хотелось сознаваться в этом даже самому себе. Но ведь вправду, если нельзя полагаться на землю, по которой ходишь, на что ж тогда полагаться?

Раб ждал его на другой стороне. Слепые глаза, безостановочно движущиеся в поисках того, чего им все равно не дано было разглядеть, придавали юноше неуверенный вид.

— Не волнуйся, акварий. Этим летом тут такое творится постоянно. Наверное, только за последние два дня вздрагивало раз десять. Земля жалуется на жару!

Он протянул руку, но Аттилий ее не принял. Ситуация показалась ему унизительной — докатились слепой успокаивает зрячего! — и он самостоятельно взобрался на высокий тротуар.

— Где этот чертов дом? — раздраженно поинтересовался он.

Тиро неопределенно махнул рукой, указывая куда-то дальше по улице.

Аттилий оглядел улицу. Все те же глухие стены. С одной стороны — пекарня. Очередь в лавочку, торгующую сладостями. Из прачечной напротив доносится вонь мочи, а у тротуара расставлены горшки для прохожих (известно ведь, что нет лучше средства для стирки, чем человеческая моча). За прачечной — театр. Над большой дверью — вездесущий лозунг «Соседи поддерживают избрание Луция По-пидия Секунда на пост эдила. Он докажет, что достоин этого». Самостоятельно Аттилию никогда бы не удалось разыскать это место.

— Акварий, а можно я кое о чем спрошу?

— О чем?

— А где Экзомний?

— Этого никто не знает, Тиро. Он исчез.

Раб обдумал эту новость и медленно кивнул.

— Экзомний был похож на тебя. Он тоже никак не мог привыкнуть к толчкам. Он говорил, что это ему напоминает время перед большим землетрясением — оно случилось в тот год, когда я родился.

Похоже было, будто юноша вот-вот расплачется. Аттилий взял Тиро за плечо и внимательно осмотрел. Парень явно что-то знал.

— Экзомний бывал в Помпеях в последнее время?

— Конечно. Он здесь жил.

Пальцы Аттилия невольно сжались.

— Он жил здесь? В Помпеях?

Акварий был сбит с толку — и в то же время сразу почувствовал, что это правда. Тогда понятно, почему комнаты Экзомния в Мизенах настолько безлики, почему Коракс не хотел, чтобы он, Аттилий, приезжал в Помпеи, и почему надсмотрщик так странно себя вел, попав сюда — то и дело озирался, выискивая кого-то в толпе.

— У него комнаты в доме Африкана, — сказал Тиро. — Он часто там жил. Не постоянно, но часто.

— А когда ты последний раз разговаривал с ним?

— Не помню.

На лице юноши появилась тень испуга. Он повернул голову, словно пытаясь взглянуть на руку аквария у себя на плече. Аттилий быстро отпустил его и успокаивающе похлопал по руке: