Дневник Верховского - Юрий Сафронов

Через два дня после взлома сейфа (а возможно, что и уничтожения секретных бумаг), 17 (30) июля в четверг, Артамонов уже встретился со Штрандманом в г. Нише.

Обстановка в Сербии накалялась с каждым часом. После объявления мобилизации в Австро-Венгрии австрийский посол граф Бертхольд тоже покинул Белград. То же сделал германский посланник в Сербии Гизль фон Гризингер, который в своих воспоминаниях писал, что ему пришлось пережить 12 (25) июля 1914 года, когда он попытался эвакуироваться с дипломатической миссией в город Ниш с белградского вокзала. По его словам, на вокзале творилось «что-то несусветное… все свидетельствовало о паническом бегстве… Дипломатический поезд был переполнен, все было занято – буфера паровоза, ступеньки вагонов, их крыши. Нас девятеро сидело в одном купе с затекшими от усталости ногами…»[131].

Ультиматум был вручен сербской стороне в четверг 10 (23) июля в 6 часов вечера. Срок для ответа был установлен в 48 часов, т. е. до 6 часов вечера 12 (25) июля 1914 года… Премьер Никола Пашич вернулся в Белград из отпуска 11 (24) июля утром. 15 (28) июля продолжалась бомбежка Белграда. Австрийцы делали попытку перейти Дунай. Сербами был взорван мост через реку Саву…

Где же находился А. И. Верховский со дня вручения австрийского ультиматума 10 (23) до 19 июля (1 августа), дня, когда он досрочно прервал свою восьмимесячную командировку и покинул Белград? Попробуем разобраться.

В своей книге «На трудном перевале» Верховский ничего не писал ни о своем девятидневном исчезновении, ни о местопребывании, но сообщил точную дату своего отбытия в Россию. Он писал: «1 августа (19 июля ст. ст. – Ю. С.) 1914 года от дебаркадера белградского вокзала отходил последний поезд. Люди бежали из столицы Сербии, над которой рвались первые австрийские снаряды»[132].

Итак, не должно остаться никаких сомнений, что капитан А. И. Верховский действительно находился в 1914 году в Сербии, и этот исторический факт уже невозможно опровергнуть.

Версия третья: Генерального штаба капитан А. И. Верховский был послан на Балканы с заданием установить связь с тайной организацией «Объединение или смерть», известной также под названием «Черная рука», с ее главой – полковником сербского Генерального штаба Драгутином Димитриевичем – Аписом и оказать помощь в устранении эрцгерцога Франца Фердинанда.

Такая версия появилась не на пустом месте. Академик Ю. А. Писарев в одной из своих последних работ раскрыл ее истоки. Он писал: «Впервые эту версию выдвинул лидер боснийских иезуитов Антон Пунтигам в книге “Процесс террористов в Сараеве”, вышедшей в 1917 году под редакцией и с предисловием известного своими крайне реакционными взглядами профессора Берлинского университета Йозефа Колера».

Пунтигам, скрываясь под именем «Профессор Фарос», утверждал, что будто бы в его руки попали материалы первого судебного процесса, состоявшегося в октябре 1914 года в Сараеве, сразу после убийства Франца Фердинанда, из которых якобы следовало, что покушение на жизнь эрцгерцога было организовано конспиративным сербским офицерским союзом «Черная рука» и что в нем участвовал тайный российский агент (Пунтигам не назвал его фамилии)»[133].

Эту «сенсацию» подхватили некоторые отечественные и многие западные историки, журналисты, публицисты и писатели, занявшиеся разоблачением этого «тайного российского агента».

Професор Н. П. Полетика писал, что на судебном процессе 12–15 октября 1914 года «Принцип заявил, что Циганович во время переговоров с ним о покушении часто упоминал третье лицо, которое было в курсе предприятий заговорщиков. Имя этого третьего лица, а равно и сведения о его роли в покушении, Принцип сообщить отказался»[134].

Тот же Н. П. Полетика писал, что на Салоникском процессе в 1917 году Димитриевич-Апис заявил: «Двое русских знали о подготовке заговора»[135].

Кого имел в виду Принцип, указывая на некое третье лицо, а кого – Димитриевич, говоривший лишь о двух фигурантах, остается гадать.

Между тем из австро-венгерского ультиматума (вербальной ноты) известно, что связным между масонскими центрами и «Черной рукой» был Р. Казимирович, опиравшийся на «братьев» Танкосича и Цигановича (последний, по некоторым сведениям, смог укрыться от ареста, сбежав в США). В ультиматуме никаких претензий к российской стороне в целом не выдвигалось.

В 1926 году во Флоренции вышли воспоминания Луидора де Тривдара Буржинского. В главе ХIII, хлестко названной Буржинским «Аutour D’Un Complot» «Вокруг заговора» (!), прямо и недвусмысленно написано: «Убийство было совершено благодаря посредничеству русских военных агентов в Белграде. Юный капитан Верховский, помощник военного атташе – впоследствии военный министр в правительстве Керенского, – которого, как и его семью, я знал издавна, мне подтвердил, не слишком стесняясь, истину относительно инициативы, подготовки и исполнения гнусного заговора»[136].

Какую именно «истину» поведал Буржинскому капитан Верховский, где и когда это произошло – в тексте не сообщалось.

Автор, имеющий дерзость писать об этом предмете с такой прямотой, должен готовиться к самым резким возражениям. Во всяком случае, из материалов личного архива точно известно, что Верховский до 1918 года не был знаком с содержанием тайных договоров и не знал, «за что мы воюем» (л. арх.).

«Гнусный заговор». Можно согласиться, что именно такую характеристику злодейскому убийству эрцгерцога мог дать капитан Российского Генерального штаба Александр Иванович Верховский. Что касается остального, то тщательный анализ этой и других глав (напр. гл. ХII) не оставляет сомнений: поляк-эмигрант Буржинский, многократно используя эпитет «панславизм» и даже «радикальный панславизм», рассматривал сараевское убийство как закономерный итог давних стремлений России (врага католицизма и римской курии) к объединению славянских православных государств и подведения их под руку московского православного Царя и Московского Патриарха.

Все эти расссуждения Буржинского, включая проблему проливов и устремлений России на захват Константинополя, в принципе не новы и были призваны доказать агрессивность российской дипломатии, проводниками которой были министр иностранных дел Извольский и его преемник на этом посту Сазонов, действовавшие в интересах Франции и проводившие «утопическую идею» панславянской политики. Такой политикой, поддерживаемой Великобританией, соблюдавшей свои узкоэгоистические интересы, они якобы провоцировали Германию и Австрию на ответные действия, и тотчас после убийства эрцгерцога Франца Фердинанда их министры объявили мобилизацию.