Жуть Подводная - Леонид Влодавец

— Вот он, злодей! — воскликнула бабка Степановна, задирая голову вверх. — Так и кружит, добычу высматривает… Ружье-то у тебя есть, Михалыч? Пугнул бы ты его, что ли.

— Тому ружью, Степановна, в обед сто лет будет, — вздохнул дедушка, — дед и отец с этим ружьем охотились, а я-то рыбачить больше люблю, забыл, пожалуй, как стрелять из него. И патронов снаряженных нет. Разве пара-другая с мелкой дробью найдется. Так ей по нему с такого расстояния палить бессмысленно — высоко больно, не долетит.

Пока Василий Михайлович рассуждал, орел вдруг сложил крылья и почти отвесно начал пикировать, с каждой секундой увеличиваясь в размерах.

— Ой! — завизжала Степановна. — А у меня-то петух по двору гуляет!

И с неожиданной для своего возраста прытью ринулась через улицу к своему дому. Но обогнать орла, конечно, не смогла. Огромная птица, прошелестев или даже просвистев по воздуху, камнем упала во двор бабки Степановны, откуда тут же донеслось отчаянное петушиное кудахтанье. Дед Михалыч, прихватив с собой вилы, побежал было на помощь соседке, которая вооружилась граблями.

Увы, оба опоздали. Орел, взмахнув огромными крыльями, уже взлетел, держа в когтях добычу. Петух, кажется, еще трепыхался немного, но освободиться, конечно, не мог. Колька, подхватив камень пульнул им в орла, но не попал. Еще несколько взмахов крыльями — и орел взмыл на довольно большую высоту, а затем удалился куда-то в сторону леса. Только пух и перья от петуха еще с минуту кружились в воздухе над бабкиным двором.

Степановна в сердцах бросила грабли и чуть не плача ушла в свою избу. А дед Василий только покачал головой и вернулся к бабушке Клаше, которая торопливо загоняла под крышу своих кур.

— Да уж! — вздохнул он. — Сколь годов здесь живу, а такого хищника не видывал! Петух-то у Степановны здоровущий, почти что самый крупный на селе. Ворону однажды так ощипал — будь здоров! И сам-то, пожалуй, побольше коршуна будет! Но перед этим почти цыпленком оказался. Крылья-то в размахе метра два будут, ей-ей! Придется, пожалуй, и впрямь патроны снарядить! А то повадится — всех курей перетаскает.

Колька, конечно, подумал о другом. Конечно, жалко бабку Степановну. Что и говорить, хороший был петух. С другой стороны, Колька на самого себя рассердился: не сумел попасть камнем в такую здоровенную птицу! Мелькнула у него и такая мысль, что, может, надо было попросту превратить этого орла обратно в пень, пока он далеко не улетел. Однако Колька очень скоро перестал себя укорять за то, что так не сделал. Ведь превращение орла в пень не прошло бы незаметно для той же Степановны, для бабушки и дедушки, само собой они бы поняли, что Колька как-то причастен к появлению орла, а может быть, и до всего остального додумались. А это все уж точно не понравилось бы Духам. А если они прогневаются — «судьба будет ужасной». Про это Колька никогда не забывал. Нет уж, пусть орел еще полетает. Может, дедушка его просто так из ружья убьет.

Во время всех этих размышлений Колька, однако, успел отметить про себя, что орел, которого он соорудил из трухлявого пня, хоть и был большой, но все же уступал в размерах тому, что украл петуха. Либо это вовсе не тот орел, либо он настолько вырос за несколько часов… Хотя, конечно, если этот орел успел сожрать за один день трех куриц и одного петуха, то он наверняка еще расти собирается. Интересно, прилетит он завтра или нет?

До ужина больше никаких происшествий не случилось, за исключением того, что в село приехала «Скорая». Оказывается, у тети Веры, то есть жены дяди Пети и матери Пашки, произошел нервный срыв, и ее пришлось увезти в больницу. Кроме того, участковому милиционеру позвонили из райотдела и сказали, что пустая «казанка» дяди Пети найдена в десяти километрах ниже по течению реки. Все эти новости дня бабушка с дедушкой обсуждали за ужином.

После ужина дед Василий полез на чердак, где у него в запертом сундуке хранились ружье и патроны, а также порох, пыжи, пустые гильзы, капсюли и прочие охотничьи прибамбасы. Всем этим он, по его словам, уже лет двадцать не пользовался, а то и все тридцать. Он даже не был уверен, не отсырел ли порох и не проржавели ли капсюли, хотя вообще-то сундук, как ему помнилось, сырость не пропускал. Но все же время есть время — оно многое попортить может.

Конечно, Кольке ужасно хотелось посмотреть, как дедушка будет возиться с оружием и боеприпасами, но, с другой стороны, он очень боялся, что дед займется этой работой надолго, до позднего вечера, а то и до ночи. Кольке же это могло помешать исполнить повеление Духа Воды — самое плевое, как ему показалось утром. Вот уж обидно — справиться с более сложными делами и провалиться на сущей ерунде.

Тут Колька подумал, что не худо бы помочь деду. Как-никак, он ведь может превращать мертвое в мертвое! Пусть незаряженные гильзы превратятся в заряженные, причем годными к стрельбе порохом!

В том, что все это получилось, Колька убедился после того, как услышал с чердака удивленное кряканье старика:

— Вот те на! Вроде все патроны заряжены… Когда ж я их заряжал-то? Неужто склероз одолел? Ладно, завтра разберусь, утро вечера мудренее…

Такое решение Кольку очень даже устроило. Он пошел в свою комнату и сделал вид, что ложится спать. Проделав все «подготовительные» мероприятия, уже хорошо отработанные за две прошедшие ночи, Колька выскользнул из дома и отправился на кладбище все тем же проторенным путем…

Конечно, кое-какие отличия от предыдущих путешествий к безымянной могиле имелись. Прежде всего в том, что Колька взял с собой не лопату, а пол-литровую банку с полиэтиленовой крышкой. На заборе у бабушки сушилось штук десять банок разных размеров, правда, в основном трехлитровые. Но и одна пол-литровая была, ее-то Колька и оприходовал. Насчет крышки Духи ему ничего не говорили, но предупреждали, что надо принести в банке ровно пол-литра воды — и ни на одну каплю меньше. Так что лучше перестраховаться, решил Колька. Крышку ему пришлось незаметно похитить из ящика кухонного стола. Там их у бабушки несколько десятков лежало.

Сперва было еще светло, а потому в начале пути Колька не больно-то и боялся, как-никак уже дважды по этому маршруту благополучно проходил. По сравнению с тем, что он испытывал в первую ночь, можно сказать, у него даже легкого волнения не было.

Однако уже на половине пути Колька заметил, что небо со всех сторон затягивают плотные и очень темные облака. Причем на сей раз, в отличие от той ночи, когда он ходил выкапывать череп, никаких зарниц и молний не сверкало, а потому темнота, накатывавшая отовсюду, была совершенно непроглядной. И чем ближе Колька подходил к роще, за которой начиналось кладбище, тем туже стягивалось это кольцо тьмы.

Когда же Колька вышел к самому кладбищу, то темень стала еще гуще. В прошлые разы он видел тусклые, но многочисленные огоньки, светившиеся в селе, — сейчас ни одного. И звуков из села никаких не долетало. Гробовую тишину нарушал только шелест травы под Колькиными ногами.