Шальные деньги - Андрей Воронин

– Тогда открывай, это я звоню в твою дверь.

– Минутку.

Глеб бросил телефон в карман и взбежал по лестнице на высокий шестой этаж.

– Зачем врешь? – спросил Федор Филиппович. – Это плохой симптом для такого человека, как ты.

– Плохой симптом, когда начинаешь врать любовнице, начальству же врать сам Бог велел, – ответил Глеб, открывая дверь и пропуская в мансарду генерала.

Замок сухо щелкнул.

– Врать в любом случае плохо.

– Я не обманул, минута еще не прошла.

– Что-то случилось? – поинтересовался Федор Филиппович, аккуратно вешая свой плащ на металлический крючок.

– Долго объяснять, но, кажется, я начинаю ненавидеть свою работу и все, что с ней связано. В том числе и вас.

– Спасибо за откровенность.

– Не за что.

– От тебя пахнет праздником, – сообщил Потапчук, разминая сигарету в пальцах.

– Да уж, но у меня не так много времени, как вам кажется.

– Дурная привычка, – сказал генерал, постучав фильтром по стеклу столика, – теперь сигареты делают такими, что их разминать не надо, а я привык и по-другому уже не могу.

– Надеюсь, Федор Филиппович, вы принесли то, о чем мы договаривались?

– Иначе ты меня бы просто убил, несмотря на субординацию, – рассмеялся Потапчук, с трудом управляясь с замочками нового портфеля.

Чувствовалось, что новомодные вещи он люто ненавидит. Генерал до сих пор писал старой, подаренной ему на пятидесятилетний юбилей авторучкой. Та оказалась более живучей, чем старый кожаный портфель.

– Олигархи Данилов и Ленский встречались с кем-нибудь? – поинтересовался Глеб.

– Они постоянно с кем-то встречаются. Федор Филиппович шелестел бумагой.

– Я имею в виду тех людей, которые могут оказать им финансовую поддержку.

– Нет, так высоко они пока не забирались. А после визита к президенту подобные встречи как ножом отрезало. Они сделались вроде прокаженных. Им теперь боятся даже руку подавать.

– На людях, – добавил Глеб.

– Мы следим за ними плотно.

– Вас что, до сих пор уполномочивают следить за ними?

– Нет, – неохотно признался генерал. – Официально расследование вроде бы никто не прекращал. Вот и получается, что я могу использовать прежнее разрешение.

– А на прослушивание разговоров и внешнее наблюдение санкции имеются по-прежнему?

– Не стану тебя обманывать. Если моя самодеятельность всплывет, то нянчиться со мной, к сожалению, тогда уже никто не будет.

– Что же вам поставят в вину?

– Как всегда. Неужели ты не понимаешь, что происходит?

– Я в самом деле не понимаю, что происходит во власти. Обещали одно, а делают совсем другое.

– Это обычное поведение для политиков.

– Плохо быть известным человеком, – улыбнулся Глеб, рассматривая распечатку, переданную ему генералом ФСБ. – Все твои шаги можно отследить на месяц вперед. Каждая минута у олигархов расписана. Я бы такого подарка судьбы для себя не желал.

– Я уже знаю, что тебя заинтересует из этого огромного списка, – предупредил выбор Слепого генерал Потапчук.

– Вот это интересно! – воскликнул Сиверов, щелкнув ногтем по бумаге. – Они зафрахтовали прогулочный теплоход с рестораном для празднования пятилетия своего сибирского филиала. Наверное, вы, Федор Филиппович, их сильно достали прослушиванием и наружным наблюдением.

– Ты список приглашенных посмотри.

– Петр Данилович Юшкевич, – прочитал Глеб имя, стоящее в списке первым, хотя по алфавиту ему следовало бы стоять одним из последних.

– Их друг из администрации президента. Раньше он у них был там основным лоббистом.

– А вы говорите – прокаженные.

– Приглашение – это еще не визит. Юшкевич может и не приехать.

– Я в этом сомневаюсь.

– По моим сведениям, ему перед выборами президента передали солидный пакет акций. Если они и сумели договориться, то через него. Думаю, мирное соглашение между ними еще не достигнуто. Переговоры в самом разгаре. Вот там, на теплоходе, они и будут договариваться.

Сиверов сидел задумавшись.

– Я этим займусь, Федор Филиппович.

– Не забывай, Глеб Петрович, я действую на свой страх и риск. Прикрыть не смогу. Если тебя прихватят, то мне придется делать круглые глаза, говорить, что вижу тебя впервые.

– Вы пробовали установить на теплоходе подслушивающую аппаратуру?

– Это невозможно, – покачал головой Потапчук.

– Почему?

– Ленский и Данилов выставили у теплохода круглосуточную охрану еще до того, как официально зафрахтовали. Подступиться к нему не было возможности.

– Не только ваша спецслужба вела и ведет их.

– Да, но если что-нибудь и было установлено на борту президентской охраной или МВД, то они уже выявили и ликвидировали всю аппаратуру.

– Это еще больше укрепляет меня в мысли, что я должен попасть на этот праздник жизни.

– Туда не проберешься.

– Вы это серьезно? Потапчук усмехнулся.

– Извини, Глеб, что сказал не подумав.

Наблюдая из окна, Сиверов еле дождался, пока Потапчук скроется за соседним домом. Он быстро закрыл дверь и опрометью бросился вниз. На шаг он перешел только перед своим домом. В окне гостиной пульсировали огоньки двух свечей.

"Я скажу: «Милая, извини», – думал Глеб. – Нет, лучше просто сказать: «Я тебя люблю»”.

Но ничего говорить не пришлось. Квартира оказалась пустой. Вечернее платье было аккуратно повешено на спинку стула. В его блестках теперь уже печально мерцали огоньки свечей.

– Ушла, – сказал Глеб, почувствовав как его голос дрогнул.

В этот момент он готов был согласиться с тем, что в жизни существует что-то, кроме его работы.

– Черт! – он ударил кулаком по столу. Жалобно зазвенели бокалы. Такого при Быстрицкой Глеб себе никогда не позволял.

«Почему она не хочет понять, что я не мог с ней остаться. Я спешил, как мог. Понятно, она придет, мы помиримся, и через какой-нибудь месяц она беззаботно скажет: „Как ты? Все еще помнишь обиду?“»

Сиверов сидел за столом, не притрагиваясь к остывшей еде. Свечи догорали у него на глазах. Вот уже осталось совсем мало, пара сантиметров. Подкрашенный парафин расплавился, фитили норовили в нем утонуть.

Дверь в квартиру тихо открылась. Быстрицкая заглянула в гостиную. Лицо ее оставалось по-прежнему холодным.