Ниро Вульф и Лига перепуганных мужчин - Рекс Стаут

– Хорошо. Мистер Гудвин сказал мне, что вас дожидается такси. Скажите шоферу, чтобы он ехал медленно. Тряска всегда противна, а в вашем состоянии – опасна. У нас нет оснований задерживать вас дольше.

Глаза Доры Чапин снова были прикованы к его лицу. То, что она была обмыта и забинтована, не прибавило ей привлекательности. Она с шумом втянула воздух через нос и так же выпустила его обратно.

Затем она сказала:

– Разве вы не хотите, чтобы я вам про все это рассказала? Про все, что он натворил?

Голова Вульфа двинулась налево и направо.

– В этом нет необходимости, миссис Чапин. Вам следует отправиться домой и отдохнуть. Я берусь известить полицию о случившемся. Я понимаю деликатность вашего положения: ваш собственный муж, с которым вы вместе уже три года…

– Я не хочу никакой полиции. – Глаза этой женщины вполне могли вас пробуравить. – Вы думаете, что я хочу ареста мужа? При его положении и известности… чтобы все газеты… вы думаете, я хочу этого? Вот почему я приехала к вам… я хочу рассказать вам об этом.

Вульф погрозил ей пальцем.

– Понимаете, вы приехали не туда, куда следовало. К своему несчастью, вы обратились к единственному человеку в Нью-Йорке и даже во всем мире, который сразу понял, что произошло в вашем доме сегодня утром. Но я человек, который терпеть не может, чтобы его обманывали. Так что будем считать, что мы квиты. Поезжайте домой.

Конечно, как это случалось и раньше, я что-то упустил, и теперь плыл за ним, пытаясь ухватить смысл происходящего. С минуту я думал, что она встанет и уйдет. И она действительно поднялась. Потом повернулась, посмотрела на него и сказала:

– Я образованная женщина, мистер Вульф. Я находилась в услужении и не стыжусь этого, но я получила образование. Вы пытались говорить со мной так, чтобы я вас не поняла, но я поняла.

– Хорошо, следовательно нет нужды…

Внезапно она яростно огрызнулась:

– Толстый глупец!

Вульф покачал головой.

– Что толстый – это и так видно, хотя я бы предпочел, чтобы вы назвали меня Гаргантюа. Ну а глупец – разве что в широком смысле слова, как характеристика всего человеческого рода. С вашей стороны было невеликодушно, миссис Чапин, напоминать мне о моей дородности, поскольку я говорил о вашей бессмысленной выходке только в общих чертах и не демонстрировал ее. Теперь я это сделаю.

Он указал пальцем на нож, все еще лежащий на газете на столе:

– Арчи, будьте добры, вычистите это домашнее оружие.

Я не был уверен, не берет ли он ее на пушку. Я взял нож и стоял, глядя то на нее, то на него.

– Смыть доказательство?

– Да, пожалуйста.

Я отнес нож в ванную комнату, сунул лезвие под сильную струю воды, потер его намыленной губкой и вытер насухо. Через открытую дверь я не слышал никакого разговора. Я вернулся в контору.

– Теперь, – проинструктировал меня Вульф, – крепко держите рукоятку в правой руке. Подойдите к столу, чтобы миссис Чапин могла вас лучше видеть, повернитесь спиной. Так. Поднимите вашу руку и проведите ножом по шее, действуйте осторожно, поверните его острием вверх, не следует заходить с демонстрацией слишком далеко. Вы заметили длину и расположение порезов у миссис Чапин? Повторите их на себе… Да, да, очень хорошо. Немного выше, еще один. Другой пониже. Черт вас возьми, будьте осторожны. Достаточно… Вы видите, миссис Чапин? Он сделал это очень толково. Вы думали, мы не сможем предположить, что вы нанесли эти порезы собственной рукой в выбранном вами месте? Хотя похоже, что это место вы выбрали из чисто деловой предосторожности, зная, что рядом находится яремная вена…

Он остановился, потому что ему не с кем было разговаривать, кроме меня. Когда я окончил свой эксперимент, она поднялась со стула, держа голову прямо и сжав губы. Без единого слова, без единого взгляда в сторону Вульфа она поднялась и вышла, а он, не обращая внимания, продолжал свою речь до тех пор, пока она не закрыла за собой дверь кабинета. Я заметил, что она оставила нож, но подумал, что он будет хорош в нашей «случайной» коллекции.

Но тут я устремился в прихожую.

– Эй, мадам, ваш мех! Подождите минуту!

Я выхватил мех у Фрица, встретил ее у двери и закутал в мех.

Питни Скотт вышел из машины и подошел, чтобы помочь ей спуститься с крыльца, а я вернулся назад.

Вульф просматривал письмо от «Хосна и К°». Закончив, он сунул его под пресс-папье – кусок окаменелого дерева, которым однажды проломили череп человеку, – и сказал:

– Женщина способна придумать вещи, понять которые невозможно. Когда-то я знал одну особу в Венгрии, муж которой страдал частыми головными болями. Она облегчала ему боли холодными компрессами. Однажды ей пришло в голову добавить в воду, которой она смачивала салфетку для компресса, большое количество йода, который она сама добывала из трав. Йод проникал в организм через поры кожи. Результаты ее удовлетворили. Человек, на котором она экспериментировала, был я сам. Женщина…

Мне стало ясно, что он просто пытается отвлечь меня от докучающих ему разговоров о деле. Поэтому я прервал его:

– Да, знаю. А женщина была ведьмой, которую вы схватили, когда она ехала верхом на поросячьем хвосте… Но, несмотря на все это, пришло время внести ясность в дело, которым мы занимаемся. Вы можете сделать это, объяснив длинными словами, как вы узнали, что Дора Чапин изрезала себя сама.

– Я просто тебе напомню, что уже прочел все книги Поля Чапина. В двух из них выведена Дора Чапин, вернее, ее характер. Сам Чапин, конечно, фигурирует во всех книгах. Женщина, которая осталась для него недосягаемой, так как вышла замуж за доктора Бартона, кажется, есть в четырех книгах из пяти. Я не смог узнать ее только в последней книге.

В дверях появился Фриц и сказал, что обед подан.

Иногда я считаю чудом, что мы с Вульфом вообще способны ладить. Различие между нами особенно ярко проявлялось за столом. Он был гурманом, я – едоком. Он дегустировал, а я – глотал. Не то чтобы я не мог отличить хорошего от плохого. После семи лет общения с Фрицем я мог сказать, что является блюдом отличным, а что – непревзойденным. Но Вульфа больше всего привлекало яство, которое находится во рту и дарит вкусовые наслаждения, а для меня самым важным было то, что пища прошла в желудок. Чтобы не было недоразумений, я должен добавить: Вульф никогда не думает, что делать с пищей, когда он заканчивает дегустировать, – он ее уничтожает. Мне приходилось видеть, как при хорошем аппетите он полностью уничтожал десятифунтового гуся с восьми вечера до полуночи. А я в это время сидел в углу, ел сандвичи с ветчиной, запивая их молоком, и надеялся, что он подавится.

Когда мы занимались расследованием какого-нибудь дела, я тысячи раз хотел дать Вульфу пинка, наблюдая, как лениво он двигается к лифту, направляясь наверх в оранжерею, чтобы забавляться со своими растениями, или читает книгу, взвешивая каждую фразу, или обсуждает с Фрицем наиболее рациональный способ хранения сухих трав. А я тем временем мотаюсь до одури, как собака, ждущая очередной команды хозяина. Я согласен, что он великий человек. Он называет себя гением и имеет право так думать. Подтверждаю, что он не проиграл ни одной ставки из-за своих пустяковых занятий. Но так как я обычный человек, я не могу не пожелать дать ему пинка именно потому, что он гений. Иногда я бываю к этому чрезвычайно близок. Например, когда он говорит такие вещи: «Терпение, Арчи: если ты съешь недозрелое яблоко, твоей единственной наградой будут боли в желудке».