Душа тьмы - Дин Кунц

Двадцать пять минут ходьбы от ее комплекса — и вот Гробница. В некоторых окнах административного крыла горел свет. Под зданием было не менее дюжины подземных уровней с камерами и комнатами для допросов. Самая прогрессивная тюрьма, самая современная — по крайней мере такой она была прежде. Но за годы, прошедшие с возобновления “холодной войны”, она стала куда менее прогрессивной — при содействии реакционеров, которые рассматривали любое изменение как часть вражеского заговора, а несогласие — как ниспровержение устоев общества. Идеи реабилитации преступников были забыты теми, кто считал, что наказание предпочтительнее исправления. Отчаяние, тоска и гнев становились спутниками тех, кто был заточен в этих стенах.

А теперь там была Мелинда.

На стоянке замерли три “ревунка”, пустые и запертые. По краям площади высились сугробы, которые еще не успели убрать. Пустынную улицу пересекали длинные тени фонарей. Более всего это зрелище напоминало фильм, в который я попал при помощи непонятной магии.

Пистолеты лежали у меня в карманах, хотя я молился сумасшедшему Богу, которому ни до чего и ни до кого не было дела, чтобы мне не пришлось ими воспользоваться. Но ощущение рифленой рукоятки на ладони придавало уверенности — так католик хватается на смертном одре за распятие, чтобы не страшно было умирать.

Завернув за угол, я перешел заледеневшую улицу и направился к главному входу.

Двери открылись; двое полицейских прошли к “ревункам” на стоянке, сели в последний и укатили.

Я пошел дальше. Через тротуар, вверх по лестнице, по серым ступеням; сердце бешено колотилось, во рту пересохло. Я прошел через двойные двери в залитый светом холл, затем по главному коридору к лифту, на котором спустился на уровень камер. За дверью сидел часовой. Вот и первое препятствие.

— Да? — сказал он, отрываясь от журнала с раздетыми девчонками.

Я проник в центр его разума, отыскивая сцены его прошлого и будущего, которое он себе представлял. Я не делал этого с детских лет, когда надо мной проводили эксперименты в ИС. Процедура была неприятной и болезненной не только для моей жертвы, но и для меня самого. Но я отыскал худшие его мысли, крывшиеся в глубинах подсознания, — мечты, которых он боялся и стыдился. Я выбрал одну из них: он и его одиннадцатилетняя сестра, цепи, хлыст и прочие атрибуты сексуального извращения — все это с такой силой хлынуло в его сознание, что видение стало для него реальностью, и он перестал меня замечать. Он откинулся назад и замер.

Я покинул его разум.

Часовой согнулся над столом, ухватившись за его край, и тряс головой. Я вытащил из кармана пистолет и ударил его рукояткой по голове. Он тяжело отвалился в кресле. Я через стол подтянул к себе его обмякшее тело, стащил с него форменную куртку, разрядил оружие, связал руки и ноги и заткнул платком рот.

Затем я взял у солдата ключи и залез в файл со списками, отыскивая номер камеры Мелинды. Она находилась восемью этажами ниже. Я открыл одним из ключей дверь лифта и поехал вниз.

Выйдя из лифта, наткнулся еще на одного часового, куда более настороженного. Он посмотрел на меня, понял, что я явно не из тех, кто постоянно пользуется этим лифтом, расстегнул кобуру и выхватил пистолет с быстротой тренированного бойца.

Я проник в его мозг и нашел Оно.

Выплеснул его.

Вызвал видение его самого главного желания, которое было скрыто, спрятано, о котором он даже не подозревал. Там была струящаяся кровь, вопли, испуганные лица двух добрых людей... Детские руки — руки мальчишки, заносящие топор, и слабый свет уличного фонаря, пробивающийся сквозь окно спальни, зловеще поблескивающий на стальном полукружье...

Когда я покинул его мозг, он выронил свой пистолет и со стоном ударил по стене кулаком. Я милосердно вырубил его. Когда он очнется, видение больше не вернется к нему, он даже и не вспомнит о нем. Но эта мысль не помогала мне почувствовать себя героем.

Вскоре и этот часовой был связан, я взял ключи от камер и пошел за Мелиндой.

В камере горела настольная лампа — Мелинда читала какую-то пропагандистскую книжку, которую вручали заключенным. Я вставил ключ в скважину и открыл дверь. Она увидела меня на пороге, открыла было рот и не сразу его закрыла. Потом судорожно вздохнула.

— Если помешал тебе читать, то я приду позже, — сказал я, указывая на агитку в ее руках. Мелинда отбросила ее в сторону.

— Поразительная ерунда, но увлекает, ей-богу, — сказала она. — Парень, который ее написал, или величайший мошенник, или много о себе воображает — в последнем случае он, несомненно, полный кретин.

— Вы не рады мне? Не поцелуете героя, оказавшегося среди вас?

— Но я здесь в единственном числе. Хотя в этот мешок, который они называют одеждой, поместилось бы несколько таких, как я. — Она одернула униформу. — К тому же в нем “жучков” полно... Ты здесь. Признаться, я не ожидала... И как мы теперь выберемся отсюда? Особенно я, в этой напичканной “жучками”...

Я вытащил из-под пальто джинсы, свитер и ветровку, которые нашел в ее квартире, и спросил:

— Как насчет стриптиза?

Мелинда усмехнулась, стащила с себя униформу, даже не попросив меня отвернуться, — да я бы и не отвернулся, — и быстро переоделась.

Я чувствовал себя героем от макушки до пяток, но рассудок во всю мочь вопил: “Дурак!"

Выходя из камеры, она приподнялась на цыпочки и поцеловала меня, потом стремительно отвернулась и пошла было вперед, но не успела сделать и двух шагов, как я поймал ее за плечи и развернул лицом к себе. В ее глазах стояли слезы. Этого я и ожидал.

— Эй, — сказал я с обычной мужской тупостью, которую слезами не пронять. — Эй!

Ну не дурак ли?

— Идем, — сказала она.

— Что-то не так?

— Я все думала, жив ли ты, где ты, придешь ли ко мне.

— Но, конечно...

— Ш-ш-ш. — Она приложила палец к губам, затем вытерла слезы. — У нас нет на это времени, так?

Мы закрыли дверь камеры, заперли ее и пошли по коридору. Камеры были отгорожены друг от друга цементными стенами, но от коридора их отделяли только решетки, так что мы видели их обитателей. Никто из них, кажется, нами не заинтересовался.

Мы вышли к первому лифту, миновали обоих бесчувственных часовых. Когда второй лифт открылся и выпустил нас в главный коридор, мы быстро пересекли холл, толкнули стеклянные двери и вдохнули холодный ночной воздух. Никто не обратил на нас внимания. Я взял Мелинду за руку, и мы стали спускаться с крыльца...

...чтобы столкнуться с генералом Александром Морсфагеном и четырьмя молодыми и обученными солдатами с оружием в руках!

— Добрый вечер, — сказал он нам, поклонившись.

Четверо сопровождающих обошлись без поклонов.

— Я уверен, мистер Келли, что вы удивлены. Не ожидал, что вы воспримете это так спокойно.