Семён Светлов - Алексей Лукшин

«Пришёл в себя! Можно и поговорить».

– Ты и ему машину купил?

Семён ошалел. Вот над чем она ломала голову. Показывая, что это пустой разговор, он сказал:

– Да, купил. Я ему давно обещал. Он облокотился и положил голову на руку.

Вопреки ожидаемому, она его поддержала:

– Разве это плохо? Я всегда считала, если можешь помочь – помогай обязательно, – но скажи, почему ему новую, а мне нет?

– И тебе новую.

– Нет, мне не новую, – она возразила, отстаивая свою позицию.

Семён стал объяснять:

– Полторы тысячи пробег, на гарантии. Человек на постоянное место жительства за границу укатил. Чем она не новая?

– А тем, я не говорила тебе? Она уже была в употреблении. Прежний владелец, может, обожрётся чего и пукает. Негативная же энергетика! Она может через мою ауру положительную пройти, вместо того чтобы излучать позитив. Мой организм должен защищаться и бороться с чужим влиянием.

– Отстань, Маняш. Честное слово – не до машины.

Этот вопрос казался ему ничтожным.

– Всегда так. Как серьёзный разговор, ты его обрубаешь. С тобой нельзя до конца договорить. Интересно, в бизнесе ты тоже упрямый такой?

Он откинулся на подушку, закрыл глаза, показал, что не хочет и не может больше говорить.

Ему было скучно лежать одному, и он помышлял переехать домой к семье. Семён грустил, не имея возможности видеть маленького Даню. Сюда привезти его – он даже и не думал. Не хотел ранить ребёнка.

Вероника, старшая дочь, росла и менялась с каждым днём. Стоило неделю не видеть его, как изменения становились очень заметными. Перемены и радовали, и настораживали. Дочери было столько же лет сколько было Машутке, когда они познакомились.

Это обстоятельство вызывалов в нём некую ассоциацию с собой. Мораль его тоже похрамывала, и он признавался себе в том. Он хотел бы понаблюдать за дочерью, но если бы ему представился такой случай, наверное бы отказался. Почему-то он думал, что, кроме стыда за дочь, его ничего не ждёт.

Семён вспомнил, как однажды, подъезжая к дому, обратил внимание на двадцатилетнего «сорванца», как он в уме его назвал, обнимавшего за талию длинноногую козочку-ровесницу. Она стучала по асфальту своими копытцами. Затем сели на полированный капот дорогой спортивной машины. Сорванцом он, конечно, не был. На худых руках – огроменный будильник на браслете в крупный узор. Очки в роговой оправе. В воспоминаниях о детстве осталось: один раз надень очки – и на всю жизнь очкарик. А на нём сейчас – ценности жизни. Девчонка ластилась к нему. Он отвечал ей тем же, пощипывая за попку, пальцами массируя её крепость ягодиц. Им нравилась игра.

Только он прошёл мимо них, как ему навстречу бежит дочь: «Привет, папуль».

«Конечно, привет».

Она, как солнечный зайчик, прильнула к его щеке, тёплыми губами неумело шлёпнула поцелуйчик.

«Ребёнок же ещё».

Он сновал посмотрел на ту яркую парочку.

И тут его ребёночек машет им рукой: «Хай, хай».

Вида он не подал, спросил только: «Кто это»?

«Мы дружим», – ответила дочь.

И там, где у него стояла точка, теперь появились запятые, знаки вопроса и много ещё каких знаков, с которыми пришла пора сдружиться.

«Как дружим»?

«Один мальчик и две девочки, – невинно и просто ответила дочь, – а что тут плохого?»

Тогда он сильно разозлился. Сорванец, верно, не желая ущемить отца в своих правах, не стесняясь, также проверил крепость попы и его дочери. С того времени он решил, что нравственность по сути не догма, которая помогает избежать непорядков, а сито, через которое просеивают и отсеивают нужное или ненужное.

Днём Семён лежал на диване и смотрел телевизор.

Перед ним на столике лежал открытый ноутбук, время от времени он обновлял картинку. В офис после падения он прекратил пока наведываться.

Зазвонил телефон. Он посмотрел на экран и посветлел.

– Да, моя курочка!

Её вкрадчивый голос творил чудеса.

– Цыпа, как ты там без меня?

– Жду, – как стойкий оловянный солдатик доложил он.

– Я слегка огорчить хочу тебя.

– Как? – весь оловянный солдатик растёкся.

– Подругу тысячу лет не видела. Ей её мужчина кольцо с камнем подарил. Она хочет показать мне. Вот. Поеду посмотрю. Чтобы знать – чего хотеть. Настоящая женщина, она всегда чего-то должна хотеть.

– Хорошо, только недолго, – сказал он нежно и трогательно, подражая ей, – я с ума схожу от одиночества. Тебя рядом нет, нога будто сильней ноет.

– А ты выдумщик такой! Чего только не придумаешь, лишь бы меня завлечь в свои сети. А я слабенькая, маленькая девочка, не могу сопротивляться твоим чарам. Пользуешься мной, как хочешь. Хорошо, как закончу свои девчоночьи секреты, в тайничок самую большую тайну спрячу и сразу к тебе.

– Какая такая большая тайна.? – спросил он шутливо и насторожился.

– Большая, – Она о чём-то подумала, – это моя большая необъяснимая любовь к тебе. Ну, – пропела она гнусавенько, как ню, – не скучай.

– Пока! – раздосадованный, он выключил телефон и уставился на него. Телефон ему был без надобности.

– Кушать будешь? – предложила Маша Семёну.

«Третий день одно и тоже. Она предлагает так, будто голосом кормит. Прелесть и любезность ограничивались этим предложением. Уж не домой ли к жене перебраться?» – назойливо штурмовали его собственные соображения.

– Я в больнице полуфабрикатов наелся, – отреагировал он, – приготовила бы чего-нибудь.

– Привереда ты. В ресторан не ходим: с клюшкой не хочешь позориться. Заказывать в ресторане вкусненького тоже не хочешь. Набрала самого лучшего и не угодила.

– Свари щей, борща. Чтобы пахло. Тарелку хоть постных съесть. Чтоб ещё хотелось!

С минуту смотря на него, она любезно предложила:

– Давай жене твоей позвоним? и уже с горечью добавила: – Она небось с ума сходит – суп некуда девать.

– Отстань от жены. Привязалась к ней!

Она поспешно перевела разговор на другую тему.

– С бабкой Антониной созвонилась. Заняла очередь. Будь готов. А то и отношения дают трещину. Не в себе что-то ты. Похоже, не успел приехать, завистники солью дорогу тебе посыпали. Без Антонины не справимся.

Он твёрдо решил возобновить посещение семьи, надеясь извлечь несколько выгод из того. У него было непреодолимое желание съесть супа, кусок мяса, даже сваренного в домашних условиях риса или излюбленных макарон, которые он мог есть каждый день. Купленные в магазине (приготовленные там же) вызывали отрыжку, а ещё ими нельзя было наесться. Набить живот – да, полноценно поесть – нет.